Просто в задницу все. Безмозглого капитана Стрельцова туда же.
Здоровенный неотесанный чурбан. Кретин.
— Да? — срываю с рабочего телефона трубку.
— Зайди, — слышу отрывистую команду.
Положив на место трубку, встряхиваю прилипшие к затылку волосы и встаю из-за стола.
Две минуты спустя вхожу в приемную гендиректора городского телеканала, отвесив его секретарше слащавое «доброе утро».
— Садись, — шевелит губами Миллер, указывая подбородком на стул.
Рассевшись в своем кресле, мой руководитель прижимает к плечу ухом телефонную трубку.
Обойдя трехметровый стол для переговоров, опускаюсь на стул и кладу ногу на ногу.
Охлажденный кондиционером воздух его «апартаментов» посылает по моей влажной коже мурашки. Скользнув глазами по широким мужским плечам, затянутым в белую рубашку, отворачиваюсь к окну.
Годы Дмитрия Миллера не испортили. Выглядит отлично.
Глубоко, где-то очень глубоко в сердце сжимается капризный участок. Тот, который отвечает за память, видимо.
Полгода назад, когда Дмитрий Миллер объявился в редакции в качестве нового гендира, меня чуть не стошнило прямо на стол.
В восемнадцать мы с ним трахались везде, где приспичит. В основном на заднем сиденье его пижонской тачки. Я была влюблена, он говорил, что тоже. А потом он сходил в армию, вернулся и женился на моей подруге. С тех пор у меня нет подруг.
Сейчас Дима — глава семьи, красавец-мужик и успешный руководитель. Лена рожает ему так, будто один год без беременности — это потраченное без пользы время.
В очередной, сто пятидесятый раз в своей жизни, я желаю им обоим идти все в ту же задницу. За что ненавижу себя, так это за то, что десять лет спустя мне все так же больно. Но еще больше я ненавижу себя за то, что мой идиотский мозг любит раздумывать о том, что было бы, если…
Если бы это была не она, а я.
Какой могла бы быть моя жизнь, если…
На хер.
Взгляд его голубых глаз находит мой. Мужчина выставляет вперед указательный палец, прося минуту.
Ненавижу оглядываться.
У нас мирный договор, но, когда его взгляд невзначай опускается на мою грудь, а потом на ноги, мне хочется дать ему в нос.
— Мне нужен материал, — кладет трубку, постукивая по столу пальцами.
Любуюсь его руками. Я всегда по ним сохла.
— Доброе утро, Дмитрий Александрович, — отвечаю миролюбиво.
— Доброе утро, — откидывается на стуле.
Покрутив шеей, спрашивает:
— Как дела?
— У меня дела всегда отлично. Ты же в курсе, — расслабленно болтаю ногой и пристраиваю подбородок на кулак.
— Вижу, — изучает мое лицо.
Кокетливо выгибаю брови.
— Ты не меняешься, — глубоко вдохнув, сверлит меня взглядом.
— Зачем мне меняться? Во мне что-то не так? — улыбаюсь, пряча за этой улыбкой злость от этого дебильного замечания.
— Нет… — бормочет, ослабляя галстук. — В тебе все так.
— Спасибо, — стряхиваю с плеча «пушинку». — Слушаю и повинуюсь — намекаю на то, что готова выслушать его «хотелки».
— Мне нужен репортаж, — повторяет, превращаясь в «босса». — Наташа отсняла какую-то дичь, нам нужно завтра что-то дать в вечерний эфир вместо ее материала.
— У меня запасы не резиновые, — сообщаю ему.
— Я знаю. Но мне очень нужно. Пожалуйста.
Хрипловатые нотки его голоса гонят по спине мурашки.
Никогда я не дам ни Миллеру, ни другому женатому мужику до себя дотронуться, но это не значит, что я отпустила прошлое. Почему я не могу его отпустить? Потому что гребаная мысль «если бы» продолжает трахать мой мозг.
