Этот его взгляд был такой же безразличный, какой когда-то был у меня в том дальнем военном госпитале. Тогда казалось, что моей жизни пришел конец, оттого мне не захотелось ему отказывать, и я, смущенно сказав: «Проходи», впустил гостя в свой дом.
Василий молча кивнул и, проследовав прямо на кухню, громко поставил на стол свою бутыль. А я тем временем суетливо достал сало и хлеб, подрезал репчатого лука и открыл банку малосольных огурцов, решив, что это точно будет не лишним.
Увидев по-царски накрытый стол, сосед тотчас разлил самогон по рюмкам и, смущенно разомкнув уголки губ, произнес:
– Я недавно стал отцом. Давай за это и выпьем! Пусть первая рюмка будет за жизнь!
– За твоего сына! – поддержал я и залпом выпил.
Самогон оказался очень крепким, и я потянулся за хлебом.
– За Петра! – еще раз повторил Василий и тоже опрокинул.
Затем он затянул в себя нежный аромат свежего хлеба и прикусил сочным лучком.
– Ух, какой хороший самогон! – одобрительно сказал я. – Давно такого не пил!
– Пшеничный. Сам приготовил, – улыбнулся Василий.
– А за помощью всегда обращайся! Я никогда не откажу, – добавил я, чтобы как-то поддержать разговор.
– Да не люблю я попусту людей тревожить, – пожимая плечами, смущенно протянул он, – только если что-то очень важное… Но ты тоже знай, что я завсегда помогу!
И сосед снова разлил самогон по рюмкам.
Мне было приятно осознавать, что мои предположения на его счет оказались правдивыми. Василий действительно был моим единомышленником и, обрадовавшись этому, я по-доброму усмехнулся и сказал:
– Ну давай еще выпьем!
Мужчина одобрительно поднял заранее подготовленную, доверху наполненную рюмку и грустно ответил:
– Давай, но не чокаясь. За тех, кого уже нет с нами, и кто не дает нам заснуть по ночам!
После его слов мы разом тяжело вздохнули и выпили.
Ко мне тоже часто наведывались ночные кошмары из прошлого – словно отголоски войны, которые нельзя было ничем вывести из памяти. Даже самый крепкий самогон мог ввести в забытие только на время, и наутро все становилось, как прежде…
Однако сегодня мне совершенно не хотелось вспоминать свое прошлое, и слегка захмелев, я решил расспросить о нем своего вечернего гостя, который, видимо, за этим ко мне и наведался:
– Я не привык лезть в душу, но, как врач, вижу болячку, которую надо лечить… Так что выкладывай!
– Не все болячки лечатся, Борис! – мрачно взглянув на меня, ответил Василий и, сделав небольшую паузу, добавил. – Даже если ты хороший врач.
– А я все же попробую! – настаивал я.
– Спасибо, – благодарно кивнул Василий. – А ты не как врач – как человек реши, враг я тебе или друг. Никому прежде я такого не говорил. Даже семье…
– Почему же ты не сказал им? – удивился я. – Боялся, что не поймут?
Василий сжал скулы и тихо произнес:
– В правде нет никакого интереса. Только одна боль. Зачем же обременять ею близких?
Его слова вызвали у меня несогласие, отчего я удивленно на него посмотрел и ответил:
– Знаешь, а мне вот некому рассказывать. Все мои близкие мертвы. Но будь они живы, я бы ничего от них не скрывал!
Василий поднял на меня взгляд и, громко хрустнув огурцом, продолжил:
– Я уважаю твое мнение, но думаю иначе…
Эпизод 2
– Все начиналось, как у всех: повестка, прощание, слезы жены, – дрожащим голосом принялся рассказывать Василий. – Дочка Полинка положила мне в походную сумку сказки Пушкина. Мы с ней вечерами их читали…
