Грустная песня про Ванчукова - страница 14
С Изольдой после своего вступительного доклада Ванчуков беседовал в последнюю очередь. Беседа не длилась долго. Он сразу понял, что вряд ли девушка нуждается в особом руководстве. Если она пять лет училась лишь на отлично, вряд ли что-то может измениться за финальный дипломный семестр. Вместе они быстро составили план дипломной работы. Список литературы для проработки Иза подготовила заранее. Было ясно, что взялся он не с потолка, а из проведённых в библиотеке немалых часов. Вот что действительно не то поразило, не то насторожило Ванчукова в девушке: что он силился, но не мог уловить, как её воспринимать. Барышева – ну тут всё ясно. Дурочка. Хватит и того, что у неё такой отец – всякий раз при мысли о Барышеве Ванчукову становилось теплее. Комсомольский деятель с рыбьими глазами – тем более. Два бездельника? – от них нельзя было ожидать ничего хорошего; ну да ладно, на «троечку» так и так комиссия натянет – не в первый раз. А вот Пегова… Ванчуков смотрел на неё и не мог понять: ни зачем ей металлургия, ни что она думает, ни чем она живёт. Что ещё было странно: он не мог вспомнить Изольду целиком. Она не укладывалась в его сознании. Вспоминаешь голос – исчезает лицо. Всплывает лицо – и не можешь вспомнить, о чём с ней говорили. Вроде бы молода и красива, но красота эта не из тех, что волнует сердце. Вот Женька некрасива и даже не скрывает, а Ванчуков влюбился в неё двадцать лет назад, словно мальчишка – впрочем, в сущности, он и был мальчишкой, и до сих пор Женькина улыбка заставляла сердце биться чаще. Хотя умом знал: Евгения его никогда не любила. «Господи, ну как же всё сложно, – поймал себя на мысли Сергей, – тут надо про дипломы думать, а меня вон куда занесло…»
– Сергей Фёдорович!..
– Да, – машинально ответил Ванчуков.
– У вас сейчас пуговица на пиджаке оторвётся.
Ванчуков опустил взгляд. Действительно, вторая пуговица болталась на последней ниточке. «Как же часто бывает, что мы сами болтаемся на ниточке…», – горько усмехнулся Сергей.
– Снимайте пиджак, пришью! – не терпящим возражений тоном объявила Пегова, доставая из сумки иголку, напёрсток и маленькую катушку ниток.
– Слушаюсь и повинуюсь! – рассмеялся Ванчуков. – Откуда у вас такое богатство с собой?
– Оттуда, Сергей Фёдорович, что девушкам не пристало быть неряхами, – в тон ему заискрилась смешинками Иза. Изольде отчего-то доставило удовольствие походя пнуть, хотя б и заочно, незнакомую ей жену Ванчукова. – Ну вот, – через минуту добавила она, возвращая Ванчукову реквизированный пиджак, – теперь до второго пришествия не оторвётся.
– А скоро оно – второе пришествие? – вдруг спросил Ванчуков.
– Вы серьёзно? – вопросом на вопрос уколола его Иза.
– Да, – глядя ей прямо в глаза, попёр танком Ванчуков.
– Он никуда не уходил, – вспыхнула зрачками Изольда.
Ванчуков, стушевавшись, отвёл взгляд.
Окно ещё с вечера было закрыто плотным рулонным жалюзи, вдобавок поверх ещё и задёрнуто фигурно топорщившимися занавесками. Душно, липко, жарко. На нижней полке сосед, хаотично постанывая и бормоча, сотрясал воздух булькающими клокочущими руладами, до краёв наполняя душегубку купе вонью чесночного перегара. Не включая ночника, Сергей Фёдорович откинул простынь с куцым казённым одеялом, на ощупь натянул брюки и тихо, чтобы никого не разбудить, в упоре на руках спустился с верхней полки. Полагавшуюся ему по наркомовской брони нижнюю он ещё на вокзале уступил молодой, но уже с белёсыми прядями в волосах женщине с серьёзного вида мальчишкой-двухлеткой.