Грязекопатель - страница 12



Завотделом медицины резко распрямилась:

– Да ты, Ивашечка, не правдоискатель, а популист. Ты хочешь раскопать что-то, чтобы стать героем на пару дней, пока это всем интересно. А я занимаюсь реальными проблемами. Я пишу о том, как работают врачи и медсестры, как государство борется с нехваткой кадров. А ты, как всегда, готов устроить бунт на ровном месте.

Редактор, наблюдая за этой перепалкой, осторожно встрял:

– Ваня, я понимаю твое рвение, но ты должен понимать и другую сторону. Ты прекрасно знаешь, что Территориальный фонд медицинского страхования – наш крупнейший рекламодатель. Если ты слишком глубоко полезешь в эту трясину, они могут прекратить финансирование.

– Это я от тебя уже слышал… – разгоряченный разговором, махнул рукой Карагай; редактор обиженно хмыкнул. – Но ты мне вот что, дорогой, скажи: мы что, должны молчать, потому что нам платят? – Он возбужденно вскочил на ноги. – Мы журналисты или мы просто рекламный буклет?

– Это не так просто, – пробормотал редактор, начиная чувствовать, что его аргументы теряют вес.

Шумская усмехнулась, наблюдая за его растерянностью:

– Видишь, Ивашечка? Всё это не так просто, как тебе кажется. Ты думаешь, что мир чёрно-белый, но на самом деле он серый, и тебе нужно с этим смириться.

– Смириться? – Иван снова повернулся к ней. – А что насчёт того, что люди умирают, потому что не могут получить квалифицированную помощь? Что насчёт того, что люди вынуждены продавать свои дома, чтобы оплатить операцию для близких? Ты считаешь, что с этим тоже нужно смириться?

Журналистка издала короткие смешки, которые можно было счесть за карканье старой вороны, настолько они были скрипучи и бездушны.

– Умирают, говоришь? Всегда кто-то умирает, Ивашечка. Мы не можем спасти всех. И твои расследования ничего не изменят. Ты просто хочешь посеять панику.

– Панику? – Карагай чувствовал, что его злость может стать необузданной, и изо всех сил старался сохранить концентрацию, спортивные навыки пришлись очень кстати. – Паника – это когда люди не знают, что происходит. Я хочу, чтобы они знали правду. А если это вызывает панику, значит, есть причина для неё!

– Я не понимаю, Ваня, зачем ты это делаешь, – снова вступил в разговор редактор, но почему-то отводя глаза в сторону. – Ты же знаешь, что это не принесёт ничего хорошего. Мы потеряем финансирование, и уж ты-то это не можешь не понимать. И, между прочим, у тебя уже есть работа, которой ты занимаешься. Зачем тебе еще в медицину лезть?

Карагай с нескрываемым разочарованием посмотрел на редактора. С этим человеком он работал бок о бок не один десяток лет. С этим человеком была выпита не одна бутылка водки…

– Потому что вы можете об этом молчать, а я не могу, – с вызовом ответил он. – Я не могу сидеть и просто наблюдать, как и без того нищих людей в госбольницах обдирают, как липок. Это несправедливо! Вас это устраивает, а меня нет. Да, возможно, мы потеряем деньги, но я не могу продавать своё молчание за чьи-то рекламные бюджеты.

Долганов устало потер виски, а Шумская, явно ободренная его поддержкой, снова возвысила голос:

– Ты такой наивный, Иван! Думаешь, что если ты напишешь какую-то статью, всё изменится? Нет, ничего не изменится. Люди продолжают платить, потому что такова реальность. Медицинской отрасли нужны деньги, и их берут с людей. А ты в своих розовых очках видишь мир таким, каким его не существует!