В крохотном зальце вокзала он наклонился на секунду над сумкой – и появились у Акопова пышные усы. Еще секунда – и темная рубашка сменила прежнюю, разорванную у ворота. Красная оболочка сумки полетела в мусорный бачок. Таблеточку горькую пожевал, отшибая винный запах. Совсем другой человек явился к готовому тронуться поезду – аккуратный, собранный, деловой. Поднялся в купейный вагон, показал билет.
– А я на ваше место… подсадил, – повинился проводник. – Вы же от самого Ташкента не показывались!
– Не суетись, брат, – подмигнул Акопов. – В другом вагоне с друзьями засиделся. Согласен на любое свободное место.
Так еще лучше. Если, предположив невероятное, люди из ГБ знают о его купейном билете, то не сразу доберутся. Впрочем, подумал Акопов, шагая за проводником, у него только и осталось забавы – предполагать невероятное…
Через час, когда вагон давно спал, он вышел в тамбур.
Здесь опять каменно маячил Назар.
– Все тихо?
– Тихо. Пожалели тебя и успокоились.
– Как вы засекли соседей?
– Они сели в последний момент. До отхода поезда болтались в Ташкенте на перроне. Видно, опасались, что ты на ходу спрыгнешь. Потом пошли с концов вагона. Явно искали. Увидели тебя – расслабились. А до этого немножко нервничали. И вообще…
– Вот именно, вообще… – вздохнул Акопов. – Теперь видишь, до чего лишняя нервозность доводит? Нет соображений – как они на меня вышли?
– Сдал кто-то, какие еще соображения, – невозмутимо сказал Назар. – Других соображений нет.
– Верно. Сдали. Но почему только меня?
– Потому что нас с Юсупом готовили отдельно. Мы подключились только в Ташкенте. Следовательно, сдали высоко – в Москве.
– Умница, – потрепал напарника по плечу Акопов.
– Ты их… совсем? – неуверенно спросил Назар.
– Другого выхода не было, – помрачнел Акопов. – Отрываться приходилось с гарантией. В кошки-мышки играть некогда.
– Понимаю, – тихо сказал Назар, отвернувшись к окну.
– Не думай об этом, – закаменел скулами Акопов. – Такая работа. И мы, и соседи по нормальным законам не живем… Мы над законом. Или за ним. Точнее, вне закона. В нашем деле неприменимы категории «плохо» или «хорошо». «Нужно» или «не нужно»! Вот и все. У Киплинга, не помню в какой вещи, есть прекрасная мысль, хорошо иллюстрирующая нашу ситуацию… Имейте в виду, мол, что в маленьком, скрытом от мира обществе, где нет общественного мнения, все законы смягчаются. Почти дословно.
Они долго молчали.
– Любишь Киплинга? – наконец, спросил Назар.
– Нет… Плохой писатель. И совершенно не знает Восток. Я его перечитал, представь себе, после Афгана… Ладно. Разбежались. А Юсупу передай – сходим в Джетыкургане. Боюсь, на конечной остановке уже будут дожидаться.
– Они могут дожидаться и в Джетыкургане, – резонно заметил Назар. – И на любой другой станции.
– Сходим в Джетыкургане, – повторил Акопов. – Раздельно. Идем на рейсовый автобус или на такси. Визуальная сигнализация прежняя. Ну, ни пуха, ни пера, как говорят старшие братья.
– Ни два пера, ни три пера! – невесело хохотнул Назар.
– Грубо, грубо! – поморщился Акопов. – Будь тоньше…
10
– В Москве полночь, – сказал приятный женский голос в крохотном приемничке над головой Юрика. – Передаем последние известия. Сегодня на центральной площади Чор-Минор продолжалась сидячая голодовка оппозиции…
– С жиру бесятся, – прокомментировал Юрик это сообщение. – Я там в армии служил. Шашлыки – во! Сожрешь палочку – и целый день свободен. Яблоки – вот такие, с кулак, во рту тают. А про виноград вообще молчу – ведрами его ели. Обжираловки на каждом углу. А теперь, значит, голодают. Похавали шашлыка, закусили виноградом – и голодают. Еще похавали – и опять голодают.
