Гудбай, Восточная Европа! - страница 2

Для многих революционеров империя казалась гораздо большей угрозой, чем бедность. Для них свобода означала управление народом на их собственном языке, на их исторической территории. Редко когда легко получалось достичь этой цели, по крайней мере, по двум причинам. Одна из них заключалась в том, что ни один регион Восточной Европы не служил домом для одного-единственного народа. Другая состояла в том, что большинство этих национальностей были довольно малочисленными, в то время как империи, в составе которых они в итоге оказались, были огромными. В те времена, как никогда, борьба за независимость чаще всего предполагала братоубийственную резню на фоне невероятных внешних трудностей.

Восточноевропейцы редко полностью контролировали свою судьбу. На протяжении веков преобладающая часть их истории писалась в имперских столицах – Вене, Стамбуле и Санкт-Петербурге, а позже в Берлине и Москве. Но далеко не в этих центрах эта история проживалась. Для меня история Восточной Европы – это все те события, что произошли как раз между этими центрами власти. Это земля маленьких государств со сложными судьбами. Это история не королей и императоров, не армий стран «оси» и союзников, а скорее крестьян, поэтов и мелких сельских чиновников – людей, которые непосредственно, лично, на своей шкуре пережили столкновение империй и идеологий.

Бури XX века разрушили вековую ткань восточноевропейской жизни. Сегодня от многоязычного и многоконфессионального мира, в котором жили мои бабушка и дедушка, остались лишь осколки. Поскольку я чувствую себя крошечной частичкой этого исторического следа, мне давно хочется восстановить то исчезнувшее разнообразие, которое формировало первооснову самоидентификации восточноевропейца. Для меня речь идет не столько о единой идентичности, сколько о совокупности общих черт, структурированных вокруг общей памяти о сосуществовании культур. Несмотря на все существенные различия, у восточноевропейцев есть еще одна важная общая черта, – дар видеть комедию среди трагедии. Длительное знакомство с историей в ее самых экстремальных проявлениях привило этим людям необычайную способность распознавать абсурд и выживать в его условиях. Эту черту можно отследить в художественной литературе региона, а еще глубже – в историях, рассказанных о пережитом.

Евреи-хасиды обычно говорили, что лучший способ познакомиться с раввинами-чудотворцами – это легенды, которые рассказывали о них ученики. Так же обстоит дело и с историей Восточной Европы. Жизнь в Восточной Европе, особенно в XX веке, представляла собой ошеломляющую череду бедствий и трансформаций. Простой исторический отчет превратил бы этот головокружительный опыт в нечто большее, чем список правителей и событий. Предания – истории, слухи и народные песни – традиционно раскрывают, что прячется за безжалостными фактами и событиями. Они могут проникнуть в суть того, каково было пережить ужасы фашистской антиутопии, кратковременный восторг и длительный террор сталинизма, застой и дефицит позднего социализма и внезапное исчезновение опорных ценностей, сопровождавшее приход капитализма.