– Почему последнем? – Заключенный не совсем понял, о чем идет речь.
– Вы же вроде приговорены к высшей мере или я ошибся адресом?
– Да, но по закону приговор могут привести в исполнение не ранее, чем через пять лет после суда. – Роберт начал подозревать какую-то гнусность от властей, представленных здесь худощавым Вербовщиком, который выглядел все так же излишне веселым для обстоятельств и деталей беседы.
– Раньше было так. Но вы отстаете от жизни. Приняли поправку о немедленном наказании. И, кстати, еще одна неприятная новость. Мы, скажу честно, устали бороться с правозащитниками. Вернули виселицу. Вроде доказали, что самая быстрая смерть.
Роберт все понял и в очередной раз признал профессионализм Управления Возмездия.
– Оперативно вы. И, дайте угадаю, быстрая она, если сразу ломается шея, а если нет, то не быстрая, и вы, конечно, обеспечите нужную вам скорость.
Искорки блеснули в глазах Вербовщика.
– Роберт, ну вот зачем вы убили жену, а? Зачем? Такие мозги утекут на Стикс. Так что насчет экспедиции? Согласны?
– Я не убивал. И, похоже, да, я еду на Стикс. – Роберт улыбнулся талантливому переговорщику.
– Вот и чудесно. Роберт, у нас пока правовая планета, так что вынужден сказать вам, что про отмену отсрочки и виселицу я соврал, но кто знает, когда еще нашим властям придет в голову моя замечательная мысль… Да и пять лет до вашей потенциальной казни быстро пролетят. Поэтому спрашиваю еще раз, теперь уже под запись и подпись. Согласны?
Роберт вспомнил недавно уведенного на исполнении приговора и тоже заявлявшего о своей невиновности сокамерника и ответил:
– Мне будет вас не хватать на Стиксе. Может, позвоните как-нибудь туда?
– Десять лет изоляция. А так бы с радостью.
– Жаль, кстати, а если колонист умрет по естественным причинам или сбежит?
– Не сбежит. Во-первых, куда с острова сбежишь, а во-вторых, чип. В нем ограничитель территории. Если же умрет, то не считается. Чистота возмездия. Поставьте подпись, пожалуйста, и начните ощущать сопричастность к спасению человечества.
– А есть от чего спасать?
– Были бы спасатели, а апокалипсис найдется, – отсканировав подпись, перефразировал афоризм продолжатель традиций его автора.
Семь лет спустя после этого разговора Роберт вошел в комнату связи на Стиксе. С экрана на него смотрел ничуть не постаревший Учитель Кейфл.
– Как один день, да, Роберт? Как вы?
– Живой. Не так мало. Вы же сказали, десять лет без связи, а прошло семь. Что случилось?
– Да как-то захотелось поговорить. Есть новости. Но сначала можно задать вам несколько вопросов о Стиксе? Вы все-таки ученый. Наблюдательный человек.
– Валяйте.
– И я без сантиментов. Расскажите, как проходит казнь.
– Буднично. Чип активируют. Человек падает. Хотя к тому времени он и так уже особо не стоит, коленки-то дрожат, ну за редким исключением. Вы хотя и собрали самых отъявленных отморозков Земли, но все равно нервишки сдают, а многие, чего уж там, и Суда страшного боятся. И ни одного священника, так как единственного казнили на второй неделе… хотя мы как узнали, за что ему вышку дали, как-то не очень-то хотели исповедоваться. Поэтому ничего примечательного в смерти этой нет. Никто не дергается в конвульсиях. Умирают достойно. А это важно. На виселицах и стульях очень все это позорно и неприглядно.
– Да я скорее про церемонию, так-то я вроде как в курсе про физиологию, – уточнил Кейфл.
