– Вы им тоже понравились, – мрачно буркнул я, вместе с полковником мне посчастливилось присутствовать при сём знаменательном событии, – я слышал, как они, беседуя между собой, говорили, что если бы все придворные дамы походили на вас и лицом и статью, то они жили бы в раю.
Даша мило покраснела.
– А я вот не слыхала ничего, – жалобно вздохнула она, – мне было так неловко и стыдно… Ведь при всех целовали-то… А почему, Пётр Львович, вы так сердиты? – она наконец обратила внимание на мой хмурый вид.
– Потому что вам понравились они, а мне нравитесь вы, Дарья Лаврентьевна, – решился признаться я.
Мы несколько минут стояли молча, наконец, она сказала:
– Вы мне тоже нравитесь, Петя, но сейчас это невозможно. Я дала обет, до окончания осады оставаться девицей. Да и сговорена я уже. Батюшка ещё до Синопа сговорил с матросом Хворостовым…
– Но вы ведь не можете!… Особенно теперь… Даша, как же так? – в полном смятении зашептал я.
– Я должна исполнить последнюю волю отца, – с непоколебимым спокойствием и уверенностью в своей правоте ответила она, – Да и Максим хороший человек, и деньги ему нужны. Я уж и с учителем говорила. Он сказал, что поможет.
– Но так нельзя!
– Только так и можно. Вот когда я всё сделаю, тогда у нас, глядишь, что и сладится, – она помолчала и добавила. – Пойдёмте, Петя, нас будут искать.
На этом наши объяснения прервались. Я был поражён, но не смел докучать Даше и далее. Раз ей для собственного спокойствия надо сходить замуж, значит, так тому и быть.
Учитель одобрил моё решение, но встречаться нам с Дашей ещё какое-то время было неловко. Однако постепенно всё наладилось.
Даша осталась прежней, отзывчивой и милой, тщеславие её выразилось только в одном – теперь она всюду ходила с заветной наградой, решив таким образом вопрос с охраной. Деньги, по-моему, она потратила на госпиталь, но не уверен, поскольку не считал возможным спрашивать…
…За всеми этими событиями время текло совершенно незаметно. Рождество мы встречали в боевых условиях, да и союзники в последние дни слегка поутихли.
На следующий день после обеда, полковник выглянул на улицу. Убедившись, что небо плотно затянуто тучами и сеет мелкий противный дождик, он вручил мне бумаги и приказал доставить их Нахимову. Увязая в грязи, я отправился в ставку. К счастью по пути мне встретилась подвода, на которой я и доехал до штаба вице-адмирала.
Павел Степанович принял меня сразу. Взяв пакет, он нетерпеливо махнул в сторону ближайшего стула:
– Садитесь, господин поручик-с. Подождите-с, я дам ответ-с.
Я присел, слегка улыбаясь. Приверженность Нахимова к пресловутому -с, была известна всем. Я же, за время общения с полковником и обучения у него, отвык от этого. Александр Никифорович терпеть не мог постоянно повторяющихся слов или букв, которые не несли никакой смысловой нагрузки: «Эти слова, Петя, засоряют речь, – говаривал он, – а если вы, имея в запасе всё неисчислимое богатство русского языка, не можете подобрать нужного слова или найти ему аналог в иностранных языках, то грош вам цена, как образованному человеку».
Надо сказать, что с русским, немецким и французским, у меня был полный порядок. А вот английский, древнегреческий и латынь, весьма сильно хромали, но, судя по тому, как учитель занимался со мной, этот пробел должен был скоро исчезнуть.
К Нахимову упрек полковника, конечно, никоим образом не относился. Его могучий интеллект и талант стояли настолько высоко над окружающими его людьми, что критике просто не поддавались.
