– По сто больше?
– У нас нет таких клише, удалось спереть и то с большим трудом, только для двадцаток.
– Я не верю, – просто ответил я, – ибо, уверен, воровать ничего не надо, так как мне нужны не подделки, а подлинники.
– Они у Гэби, – ответила вторая. – Он распространил ложные сведения, Хи – ты, имеется в виду, сбежал к японцам, чтобы со всеми вместе получить помилование американцев, плюс их валюту в неограниченном количестве для развития не только ума, но и сердца.
– Что это значит?
– Чтобы делали хорошие, мирового уровня, тачки, похожие на акул, аудио и видеомагнитофоны, – а:
– Внутри были добрые, – и только сообщали весело:
– Сяю?
– До Японии мы не дотянем, – печально резюмировал я.
– Это смотря, как идти.
– Нет, нет и не уговаривайте, я под землю больше не полезу.
– Околоземное пространство, я думаю, тоже вас не привлекает? – спросила опять вторая, как вольная слушательница, пристроившись у курятника, как специально поставленного нам в наследство автомата бесплатного питания.
Но, действительно, описать ее затруднился. Вроде бы есть и даже что-то собой представляет, но вот, если внимательно разглядывать – ничего:
– Пустое место.
– Пусть будет и эта, – обратился я к другой, ибо Ничто иногда может помочь больше, чем все остальные.
– Я так и думала, сэр, что вы соответствуете тому, что о вас рассказывают.
– А именно, э-э, как тебя, я, между прочим тоже не знаю.
– Зови меня просто ГУМ, или – если есть хорошее настроение:
– Двухсотка
– Такие бывают?
– Если ты только помнишь.
Мы без помех подошли к мосту. И я сказал второй, которую мы вместе с первой назвали Промежутком:
– Промежуток!
– Да, сэр!
– Сбегай к мосту и спроси.
– Что, май диэ чайльд?
– Достаточно ли велика их оборона, чтобы встретить в этот неурочный час?
– Спасибо, что вы, сэр, одобрительно отозвались о моих способностях.
– Можете ли вы, дорогая мэм, описать мне сейчас – в общих чертах – план, по которому вы узнаете нужную мне информацию?
– Да, конечно.
– А именно?
– Я его уже знаю.
– Вот как! Любопытно.
– Вы двинете свой паровоз, – она посмотрела на золотые часики на правой руке, – через, э-э, два часа пятьдесят минут и путь будет свободен.
– Сможете ли вы, мэм, донести столько патронов, чтобы их всех перебить в одиночку.
– Не знаю.
– Да, почему? Никогда не пробовала?
– Есс, сэр. И пока не собираюсь.
– Вот как!
И когда она ушла, одна и без оружия, спросил вторую:
– Сколько хомов предположительно охраняют мост?
– Семьдесят.
– И все сегодня на позиции?!
– Сегодня? Ага, сегодня суббота, и двадцати, значит, дали увольнительные в ближайшую деревню на танцы под патефон.
– Это так важно для бойцов?
– Может быть, не так важно для пулеметчиков и артиллеристов, как важно для дам, сохраняющих колхозное производство свеклы, картофеля, моркови, лука и колосовых: пшеницы, ржи и гороха на довоенном уровне.
– Вы сказали, именно: гороха?
– Да, горох до сих пор производится, так как дает человеку не только полезные калории, но и радость жизни, в виде попердывания на следующий день после танцев.
– Не знал. И значит, вы считаете, что двадцати пулеметчиков достаточно для охаживания пятидесяти баб, чтобы они возрадовались жизни на всю будущую рабочую неделю, или даже, месяц, а она одна:
– Выдержит ли оставшихся пятьдесят охранников моста?
– Думаю, сэр, вы зря сомневаетесь.
– Почему?
– По ней видно – может!
– Вы можете подтвердить мне прямо сейчас, что ее операция прикрытия не сорвется?
