И ответ:
– Нет, – ибо сто рублей – не деньги для такой канители ехать на другой конец Москвы, чтобы так развлекаться.
Результат, взял на риск Ниву, хотя продавец приехал на встречу на Девятке, как на машине гораздо более предпочтительной для Хомов Нормалис.
А она и – о, ужас! – не едет! По сравнению с обычной машиной ползет, как каракатица. Более того, долго разгоняется, и:
– Проседает зад, когда в нее садятся не три, а только два человека сзади.
Четверых едва везет, как трактор, который летать вообще и не собирается.
Герои древности, следовательно, должны были идти не на такой вот:
– Проверенный-непроверенный риск, а наоборот: надо было сразу обмануть продавца старой Нивы, что хочу ее купить, а потому и желаю проверить.
Ответ однозначный:
– Приезжай, прокатишься.
Выходит, обман так и так произойдет, и, след-но, лучше начать его первому.
Как и предупредил своих корабельщиков Одиссей многоумный:
– Никого не ешьте пока на этом только на вид необитаемом острове.
Почему, спрашивается, не всем это и понятно. Ибо и нужды не было их есть, если иметь в виду:
– Жить, как жили раньше, питаясь только коктейлями – хотя и обернутыми в махровое полотенце и со льдом, да консервированными креветками, – как делал тоже Хемингуэй благородный.
Тоже вступивший в бой с немецкими чудовищами на одном – он надеялся – ими обитаемом острове.
Там и там, у Одиссея и у Хемингуэя, бой, – но немцев же ж никто не сожрал, по крайней мере, пока они не зажарились в дыму пожарищ этого острова в океане.
– А надо было?
Судя по современным откликам, да, ибо говорят, на войне, а зажрался, как и его герой Роберт Джордан, хотя и в другой, горной местности.
Ко мне пришла такая малютка в стиле не нашей татаро-мордово-и всех остальных – без названия – симпатичностей, что, если я Пушкин, то это и была моя жена.
– Как ты узнал? – улыбнулась и заказала коктейль, за которой я не взял денег, но с ужасной, увы, мыслью:
– В следующий раз. – Так бывает, но зачем:
– Абсолютно непонятно!
Если только одно объяснение реально: ее армейский – на год – муж, потому и служит всего один год, что второй срок отбывает – как эманация – рядом с ней!
Поэтому:
– Не могу! – Ибо, можно, но не при нем же, на самом деле.
А надо, надо, Федя, – вот в чем дело, что даже обязательно, ибо всё равно пошла с Маркизой по гостиничным номерам. Хотя и у русских деньги были. Слишком много разных товаров привез мне ее муж – от кассет, часов, жвачек, двухкассетников до музыкального центра, чуть не десяток Монтан и Вранглеров, которые от бурной деятельности горели почти, как на пожаре:
– Часто приходилось стирать.
Удивительно, но никто не вступает в дискуссию, даже не делают элементарных возражений, когда я показываю Воображаемый Разговор с Александром 1 – получается:
– Боятся! – не меня, имеется в виду, а того, что будут участвовать в проходе через Лес Густой, где бывает такая дребедень, что могут обвинить в участии – мама миа:
– В заговоре против Капитала Карла Маркса и ЭмПи Ле, принятых здесь на вооружение, как наука.
Но главное всё-таки, боятся, что не справятся с анти-аргументацией, ибо в процессе долгого разговора придется упереться в стену:
– За нами уже нет не только Карла Маркса и Ле, – а:
– Остались только мы сами, – Сами вынуждены признать себя людьми, не непонимающими Воображаемого Разговора с Александром 1, – а:
– Не хочу этого понимать!
Во время Перестройки – да и вообще в приватном разговоре – такой аргумент невозможен, так как является однозначным признанием себя только:
