– Неужто на нашем пожарище?
Боян не вымолвил ни слова – только кивнул, подтверждая догадку сына. Ставр нахмурился, ликом потемнел. На щеках вспыхнули алые пятна, погасли. Молчали, глядя в жаркое, гулящее пламя, рвущееся в черные звездные небеса.
– Ничего, батюшка, боги не оставят нас, – прошептал Ставр, – испытания только для того богами посланы, чтобы сделать нас сильнее.
– Откуда ты взял блажь такую?
– Не блажь, токмо истина. Жрец Светозар говорил в утешение боярину.
Песня Снежаны летела над рекой, будто птица, расправившая крылья после долгой неволи. Голос звучал высоко и чисто. И Ставру нравилось тогда слушать пение сестры, чувствовать рядом с собой могучее отцовское плечо, готовое всегда заслонить от напасти. Когда тебе семнадцать и ты уже успел хлебнуть лиха от горькой жизни, так важно, чтобы было на кого опереться и кому довериться всей душой.
Ладонь Бояна внезапно прикоснулась к плечу Ставра. Юноша увидел, как блеснули отцовские очи. Отец оправил окладистую бороду, будто собирался с духом перед молитвой пресветлым богам, проговорил тихо.
– Ты прости меня, сынко…
– За что, батюшка?
– За то, что отдал тебя боярину в рабство. Но у меня не было иного выхода. После пожара ни кола, ни двора не осталось, только пепел. Боярин на поправку ни резаны не дал, а оброк неимоверно возвысил. Что мне было делать? Придется тебе три года рабом быть.
– Ничего, отец, я сумею выстоять. А обидит Радомер или Валент, за мной не станет, отобьюсь!
Боян взмахнул руками, будто отгоняя тёмное. Затряслась русая борода. Решительность сына встревожила старика. И он, как мог, пытался предостеречь, защитить родную кровинушку от будущей невзгоды.
– Нет, сын, нет. И не думай даже. С боярином тягаться – слыхано ли дело? Кто мы такие, люди малые, безземельные… Простому бортнику сильные мужи не ровня. Утопят в болоте, им только кивнуть гридням. Тем только на потеху. И потом… давно хотел тебе сказать…
– Что, батюшка?
– Домана сторонись, Ставрушка. Попомни мое слово. Подведет он тебя, как срок придёт. Хоть и брат он тебе молочный, но душой слаб. Не к добру такой братец. Ох, не к добру.
Ставр молча ворошил в костре – вспыхивали синие огоньки на рубиновых углях. Пронеслась и растаяла в ночном мареве песня сестры Снежаны.
– Что же нам делать? Как выбраться из беды, отец? – спросил Ставр.
Боян не отвечал. Он молча сидел у костра, думал. Сильная рука стискивала костяную рукоятку ножа, подвешенного к широкому кожаному поясу.
– Вот и получается, сынок, – сказал после долгого раздумья отец, – не зря лесной пожар настиг нас. Раньше думал, чем прогневил богов, почему разозлился на наш род Перун? Может, дед или отец мой, что неблаговидное сотворили, за что нам с тобой расплатиться суждено. Ан нет. Все проще простого. Боярская воля на то. И пожар лесной той воле повинен.
– Но над боярином есть князь Рогволод. Мать его – старая княгиня, справедлив суд её. Челобитную представим Предславе. Неужто не заступится княжий суд? Неужто боги обидят нас?
– К князьям через тиуна пробиваться надо. А тиун серебро любит. У нас, сам видишь, Ставрушка, даже жита нет. И где взять, голым да убогим? Не на большую же дорогу с кистенём?
– Что ты, отец, что ты… Сварог накажет.
– Вот и я о том же, сынок. Будем богов молить. Может, заступятся за нас пресветлые, вернут милость свою и попечение.
Ставр хотел подбросить еще валежника в начавшее слабеть пламя костра. Но отец остановил его.
