– Всё возьмёшь?
Агмунд кивнул головой.
– Всё. Кто знает, когда ещё вернусь. Это ты, старик, живёшь на одном месте, а я уж и не помню, из скольких рек пил воду, сколько гор перевалил, да сколь морей видел.
– Воевать любишь…
– Все воюют, старик, – перебил его Агмунд, – одни нападают с голоду, другие от жадности, третьи – чтоб невольников захватить.
– Войну звери дикие любят. Да вы – варяги. Покудова дух чужинцев не повеял среди кривичей, деды и прадеды землю пахали, песни пели и мирно славили богов. В оружии нам нужды не было, разве что зверя охотить.
– Теперь и вашим людям нравится воевать, – сказал Агмунд, – научились.
– Княжество велико, земли много, – проворчал Пеласгий, – войти просто, выйти – нелегко.
– Серебро в избе держишь? – спросил Агмунд.
– Тебе-то что с того, варяг? Тебе до моего серебра воли не иметь. Зарок на нем. Чужаку не дается, Хорс видит, – ответил Пеласгий.
– Скор ты на язык. Даром что стар. И хитер. Налей мёду, старый лис, – рассмеялся варяг. – Смотри, что дашь за такую красоту?
Агмунд развернул тряпицу. Ставр заметил, как сверкнуло золото на солнце. Пеласгий вертел в корявых пальцах усыпанную самоцветами драгоценную панагию.
– Сторгуемся, – наконец буркнул Пеласгий. – Вещь редкая. Неужто греческой работы? Откуда к нам попала?
– А про то тебе дела нет? Меняй на серебро – все дела.
Агмунд выразительно поглядел на сестру. Элин поняла брата с полуслова. Она встала из-за стола, кивнула кривичу.
– Эй, спаситель, – усмехнулась северянка, – а в бору дичь у вас не перевелась?
В руках Элин оказался лук, склеенный из роговых пластин. Он был достаточно крепок и гибок, с хорошей тетивой. Но согнуть его могла и девушка. Это было оружие для забавы, не для боя. Настоящий воин лишь усмехнулся бы, увидев такой лук.
Ставр повел Элин в сосновый бор.
В лесу, шагая рядом с красавицей, Ставр не мог успокоить себя. Мысли путались. Девица с русыми косами взволновала. Он всё ещё чувствовал, как держал её в руках ее гибкое тело, когда вытаскивал из воды. Эх, свершилось бы чудо, полюбила бы его сестра варяга – назвал бы навеки своей Ладой, Любушкой. Вовек бы не отринула.
Хрустнул валежник. Элин остановилась у сосны, вскинув лук со стрелой наготове. Ставр указал девице на цель – на ветвях сосны порхала пичуга.
Стрела, заметил Ставр, была особенная – украшали древко черные вороньи перья. Вынужденное купание, бурная река, подумал Ставр, распалили варяжскую девицу. Элин, возможно, хотелось бежать, гнать, стрелять из лука, видеть кровь и смерть лесного зверья. Вот сейчас взять ее да привлечь к себе, стиснуть в объятиях. Это так просто. Неужто откажет тому, кто сорвался ради нее в опасную пучину, без раздумий бросил на весы судьбы свою жизнь?
– Зачем за мной бросился?! Другие вон, не прыгнули! – резко спросила Эллин. – Сам ведь утонуть мог.
– Я не думал о себе…
Рядом застрекотала сорока, села на сосну. Черно-белая вестница сердито хлопала крыльями, кричала. Следом прилетела другая, третья. Сороки громко верещали, кружили.
Ставр отмахнулся рукой, а сестра варяга стремительно натянула тетиву. Выстрел! Чёрная стрела пролетела мимо птиц. Сороки отскочили. Элин выстрелила ещё и ещё. Она посылала стрелу за стрелой, пока колчан не опустел, но не подстрелила ни одной. Сороки исчезли, взмахнув крыльями. Лес снова замолчал.
Они шли под сень вековых деревьев, всё дальше. Элин ступала неслышно. Она была опытной охотницей и знала, как выслеживать добычу.
