– Гляди! – воскликнул Ставр. Элин обернулась. Она выхватила поясной нож, готовая вонзить его без колебаний в незнакомого врага. Но позади не человек глядел на неё. В черном мраке дупла горели глаза. Таращилась большая сова. Элин перевела дух. Она долго смотрела на птицу, вскинула лук. Но тут же опустила.
– Пойдем отсюда, – сказала девушка.
– Как? Без добычи?
– Пойдем, – голос Элин звучал грубо и требовательно. Ставр подчинился. Шагая обратно, Элин гордо несла свой лук и ни разу не поглядела на кривича. По пути Элин сорвала полевой цветок. Ставру показалось, что гордая северянка о чем-то сожалела. О чем? Она не нашла то, что искала в чаще?
Вернувшись к тыну, Ставр следил за тем, что происходило у дома мельника. Элин остановил Агмунд. Он заметил, что колчан сестры пуст. В русой косе сестры синел полевой цветок. Взор Элин был светел.
– Подстрелила кого, сестра? – усмехнувшись, спросил он.
– Владыка леса Видар знак мне послал, – тихо ответила Элин, присаживаясь к столу.
– И цветок тебе этот подарил?
– Барвинок. Полочане говорят, высушить, истолочь да подмешать в пищу того, кого любишь, привлечешь его любовь.
Тоска по семейному очагу, своему тихому счастью? Ставр подумал, что грозный воин Агмунд не подозревал, что Элин может быть такой: мечтательной и нежной. Да, ей давно уже пора было иметь семью и детей. Агмунд подыскивал ей достойного жениха, но Элин была своенравной и хотела выбрать сама. Похоже, именно теперь, в месяц Видар ей понравился тот, кто встал на пути.
– Бывает, чувства туманят разум, – сказал Агмунд, – будь осторожна, сестра. Твой избранник должен завоевать твою любовь и быть достойным тебя.
– Скажи, брат, – обратилась Элин, – зачем наши викинги оставили фьорды и море, там плохая земля?
– Там наша земля. Но, когда человек рождается, его судьбу определяют боги и изменить её он не в силах. И не столько богатства ищет, но судьбу, что гонит в странствия по свету. Отцу нашему, сестра, пришлось немало бродить по свету с дружиной. И мне наши боги велят скитаться.
– Чтобы искать судьбу?
– … и богатство, власть, силу! – закончил Агмунд.
Доман вышел из дома Пеласгия, глянул мутно на сидевших за столом мельника и его гостей, зашагал в сторону мельницы. Ставр метнулся от тына. Его и Домана скрывал густой орешник.
– Зачастил ты на мельницу, Доман, – сказал Ставр, – тянет к зазнобе?
– Что зазноба… – махнул рукой Доман, – Отец послал глянуть, как на мельнице дела идут, а варяг с сестрой по своей надобности. Знаешь, Ставр, Элин мне по сердцу, всё бы отдал за такую! – сказал Доман с горящими глазами.
– Что ж мешает? Нешто боярский сын плохой жених?
– Да глядит она на меня, как на рохлю, мне бы в поход пойти, прославиться, да с добычей вернуться, тогда бы она не так смотрела. Ты вон, сегодня, а? Бросился да и спас её… Хороша девка, а, Ставр?
– Красивая. С такой и потонуть не страшно, – задумчиво ответил Ставр. – А что на боярском подворье, всё ли ладно?
– Валент по-прежнему своевольничает. Может, и ворует знатно, но пользы от него много. Отец доволен, говорит, мол, ключарь служит верно. В прошлом году собранным житом завалили все амбары и клети, а грек надоумил отца не везти сразу хлеб на торг, а подождать до первого снега. Цена тогда подскочила и прибыль вышла немалая.
– Помню, – сказал Ставр. – Хлеб не всякому был по карману, смерды только и спасались шишками да репой…
