– Кто станет Херу?
– О, я знал, что тебя интересует только это, – просипел Джехутимесу, – не терпится, когда я стану Усиром[6].
– Вовсе нет! – наигранно возмутилась она. – Просто лекарь сказал, что ты можешь уже не встать.
– Лекарь может ошибаться.
– Знаю, но разумнее будет продумать все наперед.
– Вижу… ты уже продумываешь.
– Я забочусь о Та-Кемет, – холодно ответила Хатшепсут.
– А я не забочусь… да? – этот разговор начинал его утомлять похлеще нубийского похода и лихорадки вместе взятых.
– Ты не в том состоянии, чтобы заботиться.
– Не веришь в мое чудесное исцеление, сестренка?
Она не ответила.
Джехутимесу хмыкнул:
– Можешь не отвечать. Ты никогда не верила в меня. С чего бы начинать верить сейчас.
Она продолжала молча смотреть в стену.
– Помнишь нашу беседу в Ипет-Сут?
– Какую еще беседу? – не оборачиваясь, переспросила она.
– Накануне моего похода в Нубию, – Херу вновь закашлялся.
– К чему сейчас этот разговор?
Пер-А пропустил ее вопрос мимо ушей:
– Ты еще тогда назвала меня жалким слабаком… Даже Верховный жрец Хапусенеб это слышал… До сих пор представить не могу, что он подумал обо мне… Аа-Хепер-Ен-Ра позволяет себя пенять, как дворовую собаку… – с губ сорвался стон. – Именно тогда я решил, что отправлюсь в поход.
– Вот как? – в ее голосе засквозило любопытство. – Из-за меня?
– Нет, – Джехутимесу хрипло засмеялся, – ради тебя я не готов был шевельнуть и пальцем уже тогда… – он увидел, как напряглась ее изящная спина.
«А ведь когда-то она возбуждала во мне желание. Страсть. Забавно, правда?».
– Тогда ради кого? Уж не ради ли той наложницы?
– Исет? Нет… мне не нужно ей что-либо доказывать… ни тогда… ни сейчас…
– Так ради кого же? Ради жрецов?
– Нет… – кажется, лихорадка вновь начала усиливаться.
– Значит, для Та-Кемет.
– Ради себя… – возразил пер-А. – Чтобы доказать себе… самому, что я не тот, кем ты меня считаешь.
– Хм, – презрительно хмыкнула Хатшепсут. – Всегда знала, что на первом месте у тебя собственное «я», а не процветание Та-Кемет.
Джехутимесу не ответил на словесный выпад. Он почувствовал, как вновь начинает проваливаться в полубредовое состояние:
– Еще при жизни отец говорил, что мечтал о таком сыне, как ты… Жалел, что родилась дочкой… Помню твое лицо, когда нас связали узами брака. Смотрела на меня, словно на прокаженного… Как цыпленок на змею… До сих пор удивляюсь, что согласилась разделить ложе со мной…
– Хватит! – крикнула царица, резко оборачиваясь. Ее лицо так раскраснелось, словно это у нее была лихорадка, а не у него. – Сейчас есть более важные дела, чем пустые разговоры о прошлом!
– И какие же? – хмыкнул он, смотря в потолок.
«Эх, сейчас бы вновь встать на боевую колесницу…».
– Ты должен подумать, кто будет после тебя, – с трудом сдерживая гнев, проговорила Хатшепсут.
– Разве я этого не сделал? – невинно ответил он. – Какая оплошность с моей стороны… Проклятая болезнь… Из-за нее стало плохо с памятью. Но еще не поздно, верно? – он замолчал, неосознанно стремясь позлить ее.
Крылья носа царицы едва заметно дернулись:
– Ну?
– Уверен, ты знаешь ответ… – прошептал Джехутимесу.
– О, да, клянусь Амоном! – с придыханием ответила она. – Я давно должна была стать Херу!
– Правда?
– Ты прекрасно помнишь волю нашего отца, – ее голос резал, подобно металлу, – но все равно пошел наперекор ему.
Пер-А тяжко вздохнул.
– Да… и я не раз просил прощения… но тринадцать лет назад ты была не против…
