Она влетела в собственные покои, едва не уронив медный треножник. Разъяренная и раскрасневшаяся, Великая царица метала молнии из глаз, подобно самой Сехмет[1]. Сененмут сразу понял, что разговор с Джехутимесу ничем хорошим не закончился.
Не глядя на него, Хатшепсут молча прошла и оперлась о стену с антилопами. Он отчетливо слышал ее глубокое дыхание. Блики от пламени из треножника играли на его встревоженном лице. Закинув руки за голову, зодчий лежал на постели и внимательно наблюдал за царицей. Та продолжала смотреть в пустоту, глубоко вдыхая прохладный воздух. В свете огня ее силуэт в облегающем платье ярко контрастировал с ночной темнотой.
«Надо быть настороже сегодня. Она явно не в духе».
Облизав пересохшие губы, он тихо спросил:
– Пиво будешь?
Она ответила не сразу, какое-то время храня молчание. Где-то в небе раздался пронзительный вопль сипухи[2], и он совсем не прибавил зодчему настроения. Треск от огня, всегда такой умиротворяющий, сейчас не производил никакого впечатления. Когда же с уст Хатшепсут сорвался ответ, в нем прозвучало столько металла, что можно было джет[3] резать.
– Да, пожалуйста.
– Сладкое?
– Нет. Хочу покрепче.
– Уверена?
– Покрепче! – злобно повторила она.
– Хорошо-хорошо, госпожа моя!
Он сел и поднял с пола еще один кувшин. Из него шел запах фиников.
Наполняя алебастровые кубки, Сененмут поинтересовался:
– Аа-Хепер-Ен-Ра явил свою волю?
– Да, – сухо бросила она.
Зодчий уже догадался, но, все же, рискнул спросить:
– И каков был его ответ, лотос мой?
– А что, по мне не видно?! – рявкнула Хатшепсут, поворачиваясь к нему лицом.
Руки Сененмута задрожали, и он чуть не пролил пиво на тумбу.
– Прости, о, богиня, должен был понять…
– Слабак! – она будто не слышала. – Немощный мерзавец!
– Ты ведь предвидела, что так может быть… – напомнил зодчий.
– Тварь!
Хатшепсут продолжала бесноваться, мечась по покоям, словно львица в клетке. Будь у нее на пути столик или табурет, непременно опрокинула бы. Сененмут чувствовал, что ее ярости необходим немедленный выход. Иначе она обрушит гнев на кого-то еще. Например, на него самого.
«Либо… надо потушить этот пожар прямо сейчас!».
Он развернулся, держа кубки в руках, и ослепительно заулыбался.
– Напиток для прекрасной богини готов, – проворковал зодчий.
Она резко остановилась и посмотрела на него. Сененмуту показалось, что ее синие глаза пронзают его насквозь, однако своего взгляда не отвел. Внутренне весь сжавшись, он протянул ей один из кубков. При этом постарался придать голосу максимально мягкие нотки.
– Вот. Покрепче, как ты и просила.
Зодчий подметил, как начинает спадать румянец с этих знакомых округлых щек, а упругая красивая грудь перестает вздыматься от тяжелого дыхания. Про себя он с облегчением выдохнул.
«Спасибо, Амон-Ра, кажется, ты снова спас мою задницу. Я вечный твой должник. Хотя ты давно обязан был испепелить меня за то, что я развлекаюсь с твоей Хенемет[4]».
Она взяла протянутый кубок. На пухлых губах заиграло подобие улыбки.
