«Что же мне ответить? Я не могу признаться в нелюбви к Херу. Это может привести к самым печальным последствиям. Но и врать госпоже я не могу! Она чует ложь на тысячу строительных шнуров[3]! Как? Как ответить на подобный вопрос, приэтом не прогневав одного из них? И что если это проверка на преданность? Ей или Херу. Но почему сейчас?[3]Что же мне ответить? Я не могу признаться в нелюбви к Херу. Это может привести к самым печальным последствиям. Но и врать госпоже я не могу! Она чует ложь на тысячу строительных шнуров[3]! Как? Как ответить на подобный вопрос, приэтом не прогневав одного из них? И что если это проверка на преданность? Ей или Херу. Но почему сейчас?».
О том, что между Великой царицей и пер-А Джехутимесу нет особой любви, Нехси знал. Об этом знали все приближенные ко дворцу. Но заявлять о неприязни к Херу воткрытую, пусть и самой Хенемет-Амон, нубиец не решался. Ибо прекрасно осознавал возможные последствия.
Все еще пребывая в растерянности, он услышал спокойный голос Хатшепсут. И ее слова помогли ему принять решение.
– Разговор останется между нами. Клянусь памятью Аа-Хепер-Ка-Ра[4].
И нубиец, выдохнув, наконец, выдавил:
– Плохо, госпожа.
Нехси потупил взор. Он не хотел смотреть в эти ледяные глаза. Боялся, что увидит там совсем не то, что посулит ему земные блага. Ведь он сказал кощунственные слова, за которые в другом месте тут же отрезали бы язык. Взгляд невольно задержался на джет, где были представлены отчеты главного смотрителя хозяйства Амона Дуаунехеха. Сейчас проблемы с утайкой доходов с торговли пшеницей показались ему такими мелочными. Ничтожными. Казначей ощутил, как лоб медленно покрывается испариной, а сердце ускоряет ритм. Теперь уже он был Дуаунехехом, трепещущим перед вышестоящим. Теперь он ждал милости от того, от кого был зависим. Кому был обязан всем, что имеет. Взбудораженное воображение рисовало картину, как пасть льва, висевшая у него за спиной, внезапно оживает и откусывает ему голову. Не из мести. А за то, что посмел невзлюбить воплощение Херу. Нехси постарался отогнать это наваждение. Однако оно было слишком сильным. Слишком навязчивым. И только голос Великой царицы вновь сумел вернуть его в реальность.
– Хорошо.
Нехси вздрогнул и поднял глаза.
[1] Дуат – в мифологии Древнего Египта загробный мир.
[2] Имхотеп – древнеегипетский мудрец, астролог, архитектор периода Древнего царства, джати фараона Джосера. Позднее стал почитаться в Древнем Египте как бог медицины.
[3] Строительный шнур – 10,5 м.
[4] Аа-Хепер-Ка-Ра – тронное имя Тутмоса I, отца Хатшепсут.
Итсени зевнул и провел пухлыми руками по мясистому лицу. Издалека полностью бритая голова смотрителя храмовых животных Амона напоминала куриное яйцо. Он вздохнул и невольно осмотрел свое обнаженное тело, прикрытое одним схенти. Тонкие руки и ноги неприятно сочетались с большим и рыхлым животом, Пузо казалось таким огромным, что походило на неподвижный бархан, вздымающийся при дыхании.
Итсени печально вздохнул. Он давно пытался сбросить вес, однако, будучи смотрителем животных при храме это не так-то просто сделать. И нет, дело вовсе не в том, что здесь неплохо кормят. Даже очень неплохо. Ведь Итсени знал очень важную тайну. Те дары и подношения, которые простые люди несут в святилище, на самом деле идут на стол жрецам, а не в жертвенный огонь. И Итсени ничего против этого не имел. Ну, а чего добру пропадать? Богам есть не надо, а вот людям… Вот и ему частенько перепадало с богатого жреческого стола. То жирная рыбка, то пшеничные лепешки, то ячменное пиво…
