– То есть, – перебил его воин, – ты сидишь тут дотемна?
Итсени закивал, нисколько не обидевшись:
– Дотемна, дотемна, Яхмеси. Сижу и сижу. Стражники уже зажигают факелы, когда я ухожу.
– Прекрасно, – крякнул старик.
– Ничего в этом прекрасного не вижу, – надул губы смотритель, – я…
– Да-да, – снова перебил Пен-Нехбет, – ты пытаешься похудеть.
– Пытаюсь, пытаюсь! – хлопнул в ладоши тот, – а как мне похудеть, если…
– Итсени, – Яхмеси сдвинул брови.
– Да?
– У меня к тебе вопрос.
– Вопрос? – еще больше оживился смотритель. – У тебя? Ко мне?
– Серьезный.
– Гы, какой? – смотритель с любопытством взглянул на старика.
Мимо шатра снова прошли крестьяне. На этот раз они несли корзины с огурцами. Но, ни Яхмеси, ни Итсени не обратили на них никакого внимания.
– Серьезный, – повторил старик, – и если ты мне поможешь, я дам тебе один серебряный дебен.
Лицо смотрителя вытянулось. В глазах заблестел алчный огонек.
– Что я должен сделать? – он резко подался вперед.
– Просто ответь на вопрос, – пожал плечами Яхмеси.
– Да я тебя слушаю лучше миу!
– Ты сидел тут вчера?
– Как обычно. Я каждый день тут сижу, и поэтому никак не получается…
– Итсени!
– Понял-понял! Сидел я тут, сидел, – проворчал он.
– А теперь, Итсени, – Яхмеси пристально взглянул ему прямо в глаза. Тот аж невольно заерзал на табурете. – Вспоминай хорошо. Ничего подозрительного не видел?
Смотритель нахмурился и погрузился в думы. Пен-Нехбет отчетливо слышал, как ворочаются его извилины.
– Н-у-у-у… да, вроде, нет, – наконец, выдавил тот.
– Вроде?
– Да все было, как обычно, – удивленно подтвердил Итсени, – скучно, уныло и опять кости затекли… а почему ты спрашиваешь?
– Надо мне, раз спрашиваю.
Смотритель снова ни капли не обиделся:
– Обычный тяжкий день. Даже посетителей было немного. Всего один. Я чуть, было, не уснул прямо здесь, когда…
– И кто же это был? – невзначай спросил Яхмеси.
– А, – махнул рукой смотритель, – какой-то воин со своим сыном. Просил выдать ему колесницу, на север собрались.
Пен-Нехбет напрягся:
– Воин с сыном, говоришь?
– Ага, – Итсени зевнул.
– На север?
– На север, на север.
– Можешь описать?
– Н-у-у-у… парик из овечьей шерсти. Черный такой. Не знаю, как люди его носят? Я один раз попробовал, так голова потом весь день чесалась. Топорик еще на поясе у него был…
– Я не о воине, – нетерпеливо перебил Яхмеси, – а о его сыне. Опиши.
– А-а-а, – удивленно молвил Итсени, – лет десять. Темные волосы на висках. Они еще заплетены в такие забавные косички. Белая плотная рубаха и маленькие кожаные сандалии… Было уже темно, я плохо рассмотрел. Да и вижу я не очень хорошо. Ох, глазки мои глазки, в темноте так совсем плохо… Но щеки пухленькие такие, – смотритель хмыкнул, – не как у меня, конечно, но кругленькие.
– Мальчик вел себя мирно?
– Да, вроде, – смотритель захлопал глазами, – а как еще должен вести себя сын рядом со своим отцом?
– Действительно.
– Яхмеси, у тебя точно все хорошо? – толстяк подозрительно покосился на старика из-под нахмуренных бровей.
– Все нормально, – отрезал тот.
– Уверен? Выглядишь, как я, когда у меня задница болит. Позавчера решил отойти по нужде и…
– Так, Итсени, – спокойно проговорил Пен-Нехбет, хотя почувствовал, как пульс резко подскочил, – мне нужна колесница.
Смотритель выпучил глаза:
– Тебе нужно… что?
– Колесница.
– Колесница? Тебе? – тот смотрел на него, не веря своим ушам. – С ума, что ли, сошел?! Да тебя и в паланкин сажать страшно…
