Хеску. Кровь Дома Базаард - страница 6

Какое-то время она просто сидела не шевелясь, подложив под себя руки и уперев взгляд в вишневую обивку переднего сиденья.

У мамы был отец. У мамы есть отец. А вот самой мамы – мамы больше нет.

То огромное, что медленно заполняло все ее существо с момента аварии, с момента, когда она, открыв глаза, увидела безжизненно повисшую между сиденьями мамину руку, вдруг развернулось, заполняя ее до конца, без остатка, навалилось, поглощая, топя в своей вязкой бесконечности, впивающейся в нее миллиардами бритвенных лезвий, и из глаз Лилиан хлынули слезы. Она опустила лицо в ладони, сотрясаясь в беззвучных рыданиях, пытаясь понять как, как это могло произойти, как ей жить теперь в мире, где нет странных маминых сказок по вечерам; нет огромных порций мороженого по пятницам, которые отец покупал на всех по пути с работы; нет маминого голоса, требующего не заходить к ней в мастерскую без стука; нет запаха растворителя и крохотных мазков масляной краски на ее одежде и коже, которые она не заметила и не оттерла; нет папиных утренних поисков ключей от машины, нет его ставшего ритуальным каждодневного обещания купить батарейки в кухонные часы; нет препирательств родителей о том, можно ли ей шоколадные хлопья перед сном; нет даже их ссор – нет ничего, что она привыкла считать своей жизнью.

С какой-то неумолимой отчетливостью Лилиан поняла, что никогда больше не увидит свой дом, свою комнату, свои игрушки, что эта дорога – ее прощание с привычным укладом дней, что эта огромная черная машина уносит ее не просто от родного города, но от всей ее жизни, которая теперь навсегда осталась в прошлом и уже никогда не будет прежней.

Слезы текли и текли, пока легкие не заболели от судорожных всхлипов. В груди образовалась пустота, в мыслях – тягучая вата.

Когда она оторвала руки от лица, то увидела, что Тиор протягивает ей платок. Он смотрел на нее еще пару секунд, а затем, вздохнув, вновь устремил взгляд вперед, на летящую перед ними дорогу.

Лилиан, рассеянно сминающей в руках платок, показалось, что в отстраненном выражении лица его что-то изменилось, и даже чеканный профиль выглядит теперь не таким жестким.

Когда Тиор вновь заговорил, не отрывая глаз от дороги, Лилиан вздрогнула от неожиданности.

– Я не видел твою мать пятнадцать лет. Но это не значит, что я ничего не чувствую. – Он помолчал и повернул к ней голову – тяжело, медленно, словно через силу признавая, что горе Лилиан касается и его. – И на самом деле ее звали Джабел.

Они ехали долго. Коттеджи сменились полями, деревьями, ночь окончательно завладела миром, укутав его черным бархатом. Лилиан, измученная событиями этого дня и убаюканная мерным движением машины, заснула, прислонившись головой к окну.

Тиор Базаард смотрел на девочку, которая заснула, отдавшись на милость усталости. Не таким он представлял свое потомство. Но вот оно, непредсказуемое влияние человеческой крови: волосы не черные, как у него самого или ее матери, а каштановые, кожа хоть и кажется оливковой, на самом же деле светлее и просто загорела…

Тиор вздохнул.

Что же ты наделала, Джабел?

Он любил дочь. Правда любил. Внимания ей и Лимару доставалось поровну – как и наказаний. Сын со временем должен был занять его место, а до того гордо носить титул шибет, наследника. Лимар полностью был предан их быту, их жизни, их народу. В нем Тиор никогда не сомневался.

Но Джабел была другой – с юности. Как только ей разрешили самостоятельно передвигаться по внешнему миру, она стала проводить там слишком много времени. Читала книги, написанные людьми, завела какие-то знакомства, назвавшись Джулией. Потом уговорила его отпустить ее учиться рисованию в человеческий университет, аргументируя просьбу тем, что в их среде нет достойных учителей и ее талант просто умрет. Справедливости ради стоило признать, что это было правдой: рисовала Джабел великолепно, в свои юные годы превосходя местных мастеров.