Хирург. Последняя надежда - страница 19




МУКДЕН


– Дима! Дима! – Доктор опознал пациента и свой почерк наложения швов. Дима не отзывался и тихо умирал.

– Пульс?

– Слабая, неполная, – отвечает ассистент. – Он уходит.

– Сейчас, дорогой. Потерпи. – У Петро прорезался другой голос – он начал петь себе под нос, затем громче:

      Тихо вокруг, сопки покрыты мглой.

      Вот из-за туч блеснула луна,

      Могилы хранят покой.


Сестра уставила тупой взгляд с открытым ртом на хирурге, который ни с того ни с сего запел. К чему это?

Больной шевельнул губами. Он что-то хотел сказать.


      Тихо вокруг, ветер туман унёс.

      Hа сопках Маньчжурских воины спят

      И русских не слышат слёз.


Доктор выпрямился и усилил ноты:



            Плачет, плачет мать родная, плачет молодая жена,

      Плачут все, как один человек,

      Злой рок и судьбу кляня!..


– Петро! – еле выговорил солдат, раскрывая слипшиеся губы и желая подпеть. – Пусть гаолян,.. – Он запнулся и притих. Глаза наполнились слезами.

Петро продолжил:


Пусть гаолян вам навевает сны,

Спите, герои русской земли,

Отчизны родной сыны.


Доктор закончил восклицание и взял в руки инструмент. Старый высокий хирург, лицо закрыто желтоватой марлевой повязкой. Видны лишь глаза, которые изредка ловят ассистента. Руки в резиновых перчатках он держал сложенными в локтях на уровне лица. Рядом с ним застыла молодая девушка.

– Друг! Я не дам тебе умирать и на этот раз, – произнёс доктор. – Кладите его набок. Новокаин! – скомандовал он. – Приготовьте кровь, зажимы. – Замелькали локти, пришли в движение запястья. – Прибавьте свет. Ещё одну лампу.

Он наконец нашёл раненый сосудистый пучок. Рядом бьётся артерия. Он рассёк соединительно-тканевые оболочки, подвёл лигатуру под наружную сонную артерию и наложил мягкий зажим.

– Сестра, очистите рану на ноге и помойте горячей водой от налёта грязи и инфекции.

Он как то по-особенному сложил иголки и передал ассистенту. Наконец распрямился. Прошло часа два после операции, и он красноватыми, усталыми от бессонницы глазами оглянул всех.

– Всё. Дело сделано – будет жить, – сказал он и направился в угол комнаты мыть руки. – Рашид, пойдём со мной, у меня к тебе маленькая просьба. Я хочу прилечь отдохнуть, а заодно почитаю тебе лекцию..

Они почти дошли до комнаты отдыха, и сзади раздался голос другой медсестры:


ТИХИЙ БОЛЬНОЙ


– Доктор! Тут у нас тяжелобольной. Может, посмотрите?

Наружная дверь с шумом хлопнула, и палата заполнилась новыми тревожными голосами. Новое поступление раненых.

Девочка из начального класса читает стихотворение красноармейцу, лежащему на кровати возле окна. Лицо светлое и улыбается. Это опека гражданских над ранеными: они носят тёплые вещи, мёд, молоко, помогают медперсоналу с санитарией. А эта девочка греет душу стихами, и она уверена, что больше всего солдату помогут её слова и напоминание о том, что где-то в России его дочь, точно такая же, как она, читает книжки другому больному.

Она повела Петро по коридору госпиталя к солдату, который всё время молчал. Он, видимо, уже устал стонать и корчиться от боли – он привык, и ему уже всё равно, что с ним будет. С бледным безжизненным лицом и потрескавшимися губами безучастно смотрит в потолок.

– Как ты, солдат? – спросил Петро.

Он еле повернул голову:

– Хорошо.

В начале войны в госпиталь поступали раненые после предварительного этапа лечения, а позже, когда враг приблизился к Дагестану, – прямо с поля боя. Так что картина становилась всё более знакомой