Вера усмехнулась:
— Мне казалось, разговор не обо мне.
— Вам казалось. Чем лучше я буду сейчас поддерживать иллюзию хороших отношений с матерью, тем проще будет потом убедить мир, что это она вас выбрала и одобрила, а я просто послушный сын. Все знают, что это неправда, но здесь всем плевать на правду, главное — сохранить лицо. Моё лицо — это дом, большой, процветающий, с большой и сильной семьёй внутри, не будет дома — я ноль, даже если я достаточно богат, чтобы скупить всю империю, и достаточно осторожен, чтобы выжить и выстоять против всего мира, я останусь жив, но все будут делать вид, что я сумасшедший, и даже если я буду говорить самые разумные вещи в мире, никто не будет меня слушать.
— Вы себя недооцениваете.
Он улыбнулся и качнул головой:
— Было бы приятно поверить, что вы правы. Но я скорее склонен верить логическим выводам, основанным на собственном опыте и исторических данных.
— Чем мне? Дети Дракона бы не одобрили, — она улыбалась, он тоже. Попытался изобразить недовольное лицо и сказал:
— Не смейте вставать с постели без моего ведома.
Вера усмехнулась и опять показала ему безымянный палец:
— Я свободная женщина, когда хочу, тогда встаю. Какие-то проблемы, мон ами?
— Собирайся, свободная женщина, мы из-за тебя на фестиваль опоздали, — он посмотрел на часы, встал и пошёл в спальню, остановился на полпути и обернулся, шёпотом спросил: — Вы когда-нибудь видели традиционную цыньянскую шляпу?
Вера округлила глаза и замотала головой, министр вздохнул и угрожающе указал на неё пальцем:
— Будете смеяться — покусаю.
8.44.2 Традиционные цыньянские шляпы
Вера быстро выпуталась из кокона пледа и поскакала за министром, когда вошла в спальню, он снимал с верхней полки шкафа большую коробку и ставил на пол у кровати, потом следующую, и ещё одну. Кровать была аккуратно застелена, Вера обошла её и забралась с ногами со своей стороны, министр открыл коробку и бросил на кровать ярко-синюю шляпу с большими полями и ну очень большой тульей, которая сужалась в верхней части, а снизу болтались длинные широкие ленты оранжевого цвета.
Пока Вера рассматривала первую шляпу, министр бросил рядом вторую, фиолетовую, и ещё одну зелёную, они были немного разной формы, но в целом похожи. Она внимательно осмотрела все, подняла любознательный взгляд на министра и невинно улыбнулась:
— И чё?
Он фыркнул и отвернулся. Постоял молча в позе оскорблённой суровости, потом Вера взяла фиолетовую шляпу и надела на себя, от чего министр рассмеялся и наклонился к ней, поправляя шляпу и расправляя ленты:
— Их завязывают под подбородком, иногда даже бантом, иногда всякими хитрыми узлами. Мода на узлы и банты меняется, а мода на шляпы — нет, они традиционные, им лет триста.
Он затянул бант, Вера вскочила и побежала в ванную к зеркалу, увидела на столике под зеркалом маленькую чёрную свечу, которая горела слабым огнём, накрытая стеклянным плафоном с отверстиями. Она подняла глаза, видя себя в зеркале, а за своей спиной министра, он подошёл, поправил на ней шляпу, сказал с печальной улыбкой:
— Вам идёт. Вам всё идёт. А теперь я потушу свечу, потому что её надо экономить. С этого момента — режим сдержанности и иносказательности. Хорошо?
— Хорошо.
Он снял со свечи плафон, от чего огонёк вспыхнул сильнее и поднялся вверх, но министр придавил его пальцем, аккуратно вытер остатки воска и прилепил обратно к свече, вернул плафон на место и опять посмотрел на Веру, молча. Она с шутливым видом пожала плечами:
