Настя мало что уяснила из тихого бормотания старухи, но и сама понимала, что засиделись они. Деревня ведь! В деревне, небось, спать с курами ложатся, рано. А в Гадюкино, тем более – ни телевизора, ни интернета. Телефон – и тот, не ловит. Одного только понять не могла Настя – с чего бы это сумерки так рано на деревеньку опустились? Не такая уж и глубокая осень на дворе стоит, чтобы темнело в шесть часов вечера.
– Аномалия, скорей всего, какая-то. – лениво подумалось Насте. – Зона. Точно – темная зона в Гадюкино.
Глаза слипались, и Анастасия сама не заметила, как спать отправилась, повинуясь властному жесту старухи. Сквозь подступающий сон слышала она, как пенсионерка Степанида Савишна болтала с кем-то. Голосом сердитым кому-то и что-то выговаривала, но, кому? Не коту же Василию? Тем более, что черный кот, близкий родич, то ли рыси, то ли мей-куна, свернувшись калачиком, мирно дремал в своей колыбели.
А ещё, Настя неожиданно подумала о том, что Степанида Савишна откуда-то имя её знает. Откуда только? Настя ей не представлялась, хоть и положено. Имя не называла. Угадала бабка или, как?
С тем и уснула, сладко-сладко, как никогда раньше. Перед тем, как провалиться в глубокий сон, подумала о том, что, хорошо бы, на новом месте увидеть что-нибудь знаковое – судьбу свою, суженого, да и вообще.
Спала, правда, недолго и проснулась от того, что разбудили. Степанида Савишна и разбудила, за плечо тронув.
– Эко, разморило тебя, девица-краса. – пенсионерка распахнула двери из спальни в зал. – Негоже спать на вечерней зоре. Просыпайся – еще чайку попьем, за жизнь поговорим. Для тебя сие полезно будет. Еще спасибо скажешь бабке старой. Когда-нибудь.
*
… Парочка молодых людей, одетых неброско и серо – в утеплённые стандартные спортивные костюмы, уже полчаса возились со своей машиной. Колесо пробилось совсем некстати, благо, у молодых людей с собой оказалась запаска в багажнике, а то, пришлось бы им ещё долго куковать в здешней глухомани и ждать попутки, способной пособить и дотащить страдальцев до ближайшего автосервиса.
Этот самый посёлок Берёзка обоим стоял поперёк горла – дыра! Из всех возможных дыр, существующих на свете, самая чёрная.
Радовал глаз лишь магазин, возле дверей которого вертелась молодая девушка в яркой курточке, приехавшая на крохотном «Матизе».
– Слышь, Пашка, – тот, что повыше, презрительно сплюнул сквозь щель в передних зубах. – валить надобно отсюдова. Чувствую, заметут нас скоро. Да ещё девка эта крутится. Подозрительная.
Тот, которого напарник назвал Пашкой, обтёр грязные руку о не менее грязную тряпку и скривился, пережёвывая невкусный фильтр от погасшей сигареты.
– Ты чего кипешуешь? Ну, девка, ну трётся? Нам-то, с того, что?
– Не местная она, точняк. – охотно пояснил второй. – Ишь, по сторонам зыркает лупоглазая. Любопытная и досужая, срисует нас мигом. Расскажет, кому не след.
– Отстань, Ванька. – вновь отмахнулся от слов опасливого Пашка. – Кому мы тут нужны? Здеся мухи на лету дохнут, от скуки, а ты.. Скажи честно, что девка понравилась. Гы-гы..
– Мне? – названный Ванькой. Аж выпрямился весь от возмущения, как будто кол проглотил. – Эта худорба казанская, недокормленная? Скажешь тоже – ни кожи, ни рожи! Вся красота и та, куртке досталась.
– А, чё? – ухмыльнулся Пашка криво. – Глазастая, сам сказал и волосья густые, пострижены модно.
– Вот и я о том же, что глазастая. – Ванька сплюнул и заметил, как девчонка в яркой курточке о чём-то коротко переговорив с продавщицей, следом за ней прошла в магазин. – Ты, как хочешь, братан, а я пойду, послушаю, о чем эти тёлки про меж собой тереть станут.
