«Хочу домой, в Царство Небесное!» - страница 34
– Знаете, у него было такое выражение глаз, такая мимика, такие жесты, что слов не нужно было, с ним можно было беседовать от сердца к сердцу, от души к душе. Возникало удивительное чувство общения, и слова только мешали. Владыка обладал редким даром благодати, озаряя и освящая даже неверующих, и они это чувствовали. Да, я православный, но я не русский. То, что для отца Серафима было органично, я добывал с трудом: ведь я принадлежал другой культуре, и это мне мешало. Но Православие, оно глубинно, потому что исходит от Бога, а Бог все культуры может объединить. Ведь и языки различны, но апостолам надо было – и заговорили на всех языках. Вы меня понимаете? – спрашивает отец Силуан, вглядываясь в нас по очереди, и мы очень стараемся его понять и очень хотим, чтобы это понимание было не поверхностным, а именно глубинным, но для этого, наверное, надо было бы прожить другую жизнь.
– Когда владыка лежал в храме, в окно постучала птичка с желтой грудкой, мы открыли окно, она влетела в храм и села на икону Божией Матери, а потом улетела, – вспоминает отец Мартин.
Рядом еще две могилы: старосты храма Евдокии и протоиерея Петра, отца монахини Оттилии и архимандрита Мартина. А мы всё смотрим и смотрим вдаль, где до самого горизонта поля, луга, леса. Среди колосьев пшеницы вместо привычных васильков краснеют небольшие маки. И мы думаем: надо же какое совпадение, ведь мы встретились с этой удивительной троицей в Свято-Троицком монастыре на Троицкой седмице.
Перед отъездом мы приходим к нашим друзьям попрощаться. И Саша удивляет и радует нас: он так же бодр, весел и остроумен, каким мы знали его до болезни, каким он был во все эти дни, пока мы возили его и Римму во Францию: и в Сашин домик в горах, который он хотел подарить монастырю, и в дом престарелых, чтобы он смог навестить свою маму, страдающую от болезни Альцгеймера, и попрощаться с ней. («Она меня не узнала!» – расстраивался Саша. «Как это “не узнала”, если она все время целовала твои руки?»)
И когда он вышел проводить нас до автобусной остановки, каждый из нас подумал, что вполне может произойти чудо и Сашина болезнь исчезнет навсегда. Но это был его последний подарок нам. После нашего отъезда он слег и уже больше не вставал. Жена просила Бога только об одном – чтобы дочь, которая жила в другом городе, успела попрощаться с отцом.
Но дочь, похоже, не успевала. До приезда оставалось два часа, а Саша уже закрыл глаза, и слеза покатилась по его щеке. «Сашенька, миленький, не умирай, дождись Машу, прошу тебя!» И Саша выполнил просьбу жены. Он дождался приезда дочери и, как только дочь наклонилась к нему и поцеловала, в ту же минуту отошел ко Господу. Вскоре умерла и Сашина мама.
Когда Батюшка отправлял нас в Швейцарию, он сказал: «Если окажетесь в пустыне, молитесь Антонию Великому». Но Швейцария настолько в нашем представлении не была похожа на пустыню, что мы тут же забыли Батюшкины слова. И вспомнили о них только тогда, когда оказались в Германии (мы с матушкой Евпраксией и там успели побывать за три недели нашего путешествия: Батюшка поручил нам заехать в православный мужской монастырь под Мюнхеном).
И теперь представьте такую картину. Ночь, незнакомый безлюдный немецкий городок, и не у кого спросить адрес ближайшей гостиницы, а на дверях той, куда нас направили, висит табличка: «Гостиница не работает». Но все это было бы ничего, если бы у моего мужа не поднялось давление, чего он в то время особенно боялся: он недавно перенес инсульт, и врачи запретили ему ездить на машине. Впрочем, Батюшка очень удивился такому диагнозу («Этого у него не должно было быть!») и разрешил сесть за руль, а про таблетки, которые прописали врачи, сказал, что это «утруждение для организма!». Вот тут-то мы и вспомнили про Батюшкино благословение – молиться Антонию Великому, когда мы окажемся «в пустыне», – и стали просить помощи у этого святого. И тут же появилась машина, а так как она въезжала на горочку, на которой мы стояли, не спеша, мы успели ее притормозить.