Мама звонила ей, чтобы спросить, как я.
Я тогда была как Лестер Бёрнем из «Красоты по-американски». Со мной говорили как-то по дуге, через кого-то.
Неправильно, что я стыдилась того, что работаю в ресторане. Я как трус отключала телефон, прекращала что-либо понимать вообще, через какое-то время включала телефон, видела, что кто-то мне звонил и я не перезванивала, а ходила на полусогнутых. А надо было перезванивать, надо было просто с кем-нибудь говорить. Потому что звук вообще очень важен.
Странно опять же. Я легко уношусь в эти воспоминания. И с трудом, просто волоча ноги, иду туда, где всё связано с мамой.
Быть плохой дочерью, кто вообще этого хочет.
Мне запомнились рассказы одного моего приятеля о его маме, то, как он говорит об их отношениях. «Просто я люблю её очень», он говорит. Мне это запомнилось – и накрыло. И захотелось, чтобы у меня была такая же семья, где все за одного. Мне этого очень хотелось.
Например, вечером кто-то приходит в гости. Слышен смех, музыка, телевизор включён. И всем нормально, все друг друга слышат.
Всё ведь получается таким, как задумываешь в самом начале, целиком и полностью. Только детали ускользают. Ты их не чувствуешь. А надо бы чувствовать.
Я бы очень хотела думать, что моя мама прожила счастливую жизнь. И что у неё было всё, что она хотела. Вообще всё, что хотела.
Не очень хорошо помню тот её список, но мне кажется, там было – машина, квартира в городе. А что дальше, – наверное, магазин. Мама хотела, чтобы был магазин. Хотела построить новый дом.
Опять это чувство.
Я думаю о маме так, как будто нужно о ней думать, как будто восьмое марта. «Надо поздравить женщину, девушку, девочку».
В общем, вспоминаю маму так, как будто это нужно ей. И к тому, что я вспоминаю, я прибавляю мысли о том, как мне не хватало её любви, нежности и внимания. Работа для психоанализа.
Мои вопросы и чувства эти, я же их записываю, вполне закономерны. В том смысле, что надо просто пережить. А как переживу, тогда и станет легче. Только вот когда станет.
Сегодня 3 августа, мамин день рождения. Её нет десять лет.
В 65 лет, мам, ты молода, мне так почему-то кажется. Выглядишь «цивильно», это твое слово)). Ты, что называется, сделала себя по-новому. Я не думаю, что ты сильно изменилась бы внешне.
Я думаю, что вы с папой стали бы внимательнее друг к другу. Вы же с папой встретились и родили нас всех, пятерых. Я думаю ещё почему-то, что ты написала бы какую-нибудь книгу.
А дальше, что может быть?
Мы с мамой сидим на кухне за высоким столом, за которым мы обычно обедаем. Мы пишем сочинение для меня в школу. Стыдно. Мама пишет, а я ничего не понимаю, просто сижу. Не могу составить ни одного предложения сама. Мама сидит со мной над этим сочинением до часа ночи. Это очень, очень поздно, я никогда ещё так поздно не ложилась. Глаза слипаются, веки становятся трёхэтажными. Я просто хочу, чтобы она меня отпустила. А ей хочется, чтобы я умела писать сама.
