Хочу жить! Дневник советской школьницы - страница 16

Командир взвода у нас Левка, в его обязанности входит приводить группу на четвертый этаж, построить ее и, отдав ряд приказаний, принимать рапорты командиров отделений. Я была командиром второго отделения, он подошел ко мне и, пока я говорила, смотрел в сторону, потом немного смущенно и растерянно спросил: «А где рапорт? Ты мне должна письменный рапорт». – «А у меня нет, я не успела еще». Он прошел мимо, а я, смеясь, смотрела ему вслед. Когда нам говорили отметки, Левка что-то сказал мне, но я, по обыкновению, не расслышала вопроса (я редко слышу, что говорит мне Левка) и, бессмысленно улыбнувшись, отвернулась. Меня постоянно интересуют его глаза: когда не видишь их, он мальчик как мальчик, но стоит посмотреть ему в глаза на довольно близком расстоянии, и создается такое впечатление, будто они мерцают и там в глубине загораются и гаснут огоньки.

На немецком Левка сидел на первой парте второго ряда, и я зорко следила, стараясь подметить в его поведении что-то особенное, но мне не удалось этого сделать. Я теперь больше, чем всегда, боюсь смотреть на него, скорее, не боюсь, а не могу – стоит мне лишь на минуту взглянуть на него, как тотчас какая-то сила заставляет отворачиваться. Весьма любопытно и забавно – сижу на уроке и верчу глазами то на него, то от него.

Вчера распустили нас на каникулы. Желание, которое за последнее время целиком овладело мной, исполнилось. Какое блаженство не думать некоторое время о школе, не рыться в тетрадях, не зубрить древнюю Вавилонию или физические свойства почв по биологии, не откладывать больше писания дневника, за который я не бралась последнюю неделю. До чего приятно ощущение полной свободы: захочешь – будешь рисовать, захочешь – писать или читать, а то, подхватив коньки, можно уехать на каток, куда так манят матово-прозрачный лед и мчащиеся стрелой фигуры. Девятого опять будет вечеринка у И. Ю., мне немного жутко, хотя я и стараюсь прогнать страх, но все же при воспоминании об этом в глубине души начинает что-то шевелиться, слегка покалывая.

Ровно с двадцать четвертого я не бралась за дневник, откладывая все на каникулы. Этот день был странный день, какого я не помню в своей жизни. Во-первых, был день моего рождения, и мне было неприятно больно мое равнодушие, с которым я отнеслась к подаркам, было немного стыдно перед мамой, и все это от того, что И. Ю. вздумала устроить вечеринку. Еще раньше я решила не идти, но, когда появилась возможность сделать это и я очутилась в положении добровольного заточения, чувства мои начали двоиться. К концу занятий мне уже так нестерпимо хотелось на вечеринку, что я еле сдерживала себя, старалась заглушить голос, который уговаривал остаться.

Я решила пойти, но мама оказалась против, и я должна была остаться дома. Весь день я была сама не своя, ничего не делала, ходила по комнатам и чуть не плакала от досады. К вечеру я все-таки вырвалась на несколько минут к Ире, и, когда вернулась домой, настроение было веселое и спокойное – все как рукой сняло. Хотела написать много, но нет уже настроения. Хочется написать какой-нибудь рассказ, но нет сюжета. Порой проносится что-то в голове, но неясное и туманно-бес форменное.

Новый год прошел для меня совершенно обыденно. Как всегда, читала книгу и ждала маму, а около двенадцати часов ночи мы пошли домой. В двенадцать играли «Интернационал» и мощно пел хор. Ох, люблю я эту песню! Вот и начался новый год. Я два раза была на катке, и сейчас сильно болят ноги, по обыкновению, занимаюсь ничегонеделанием и страданием о пропавших зря часах – к сожалению, это у меня бывает всегда, и отделаться трудно.