Ход куклой - страница 3

Все пути ведут в Мир и к Миру после войны. К подписанию мира в мире. Мир – властелин мирозданья. Но мир и в тебе. Мир и покой. Ты властелин в нем? Или мирозданье вертит тобой, и ты вертишься, как земной шар? Оттого человек Мира и состоит из двух половинок: правая – молодец, левая – молодица, Донъ – маДонна, коло – кол, ибо ты – в нём, он – в тебе, юг – север, плюс – минус. Природный мир пребывает в свободе. А может ли быть у свободы властелин?

0/XXII Замыкая круг процессии Таро, спешит вприпрыжку в желтом солнечном кафтане, шут, Дурак с растрепанными пшеничными космами, песню распевая:

-Кто не Дурак, тот Дура!

А что не мрак, то утро!

Дуракам – счастье! Иван-Живан-живулечка – дурак. Умная голова дураку досталась. Пьяному море по колено, а лужа по уши. Но только дурак до лужи напивается. Потому и пословица: «Не река топит, а лужа».

Трижды обойдя вокруг софы, вереница колоды старших арканов – старков – остановилась. Колода поднялась в воздух и опустилась на софу круговым пасьянсом или же двумя подковами, составившими круг, при этом идеально вписавшись, даже влившись в цветовую гамму гобелена.

Из строя выступил Император и, ударив палицей об пол, воззвал к кукле-мотанке:

– Я – Батя! Всех, всем и всюду: в костеле, котельной, castle, castello^>3, где касты тело, а ты, о, нитяная Саstа Divа^>4, настолько приятно-шерстяная, мохеровая, насколько певуча Мария Каллас, колоссальное диво, Дива высшей касты, птица певчая, подобная Аугусте Импаратрис дель Кастильо^>5 – Име Сумак, вышедшей из лона Солнцебога Инти, предка Бати. Атауальпа, последний повелитель инков, – наш общий предок. Мне преклоняются императоры в граде Каносса.

– Заноза, – послышалось Аудаше.

– Саnossa!! – будто услышал ее мысли и повторил на латыни старк Батя. -Да и в граде Каркассон, – с сарказмом прибавил. – Все у моих ног, кто не Дурак. Императоры, прокураторы, пророки, проповедники, я – Батя – хан всех императоров. Только птицы певчие выше меня летают. Иди ко мне, ой-ля-ля, Ляля, Ляля, ля-ля-ля!

– Стой, стоп! – возмутилась Ляля.– Ты же Папа, Иерофант! Ты же был кентавром! И уже был у меня! Откуда ты снова взялся?

– Из другой колоды. Райдера Уайта.

– Уходи, – простонала Ляля, – у меня сил нет на все колоды.

– Да, но во всех колодах – снова я. Одна из моих сутей.

– Не только у тебя, у всей дружины Таро, – заслонилась рукавом Ляля. – Уходи!

– Постой! – поднял руки Батя.

Его красная мантия стала облезать, будто шкура у змеи, оголяя белую ткань, тиару сдуло, на голове, оказавшейся лысой, выросли белые волосы, борода, – из портала карты до потолка поднялся колосс в белом одеянии до пят, подпоясанный кушаком, в руках – посох и молот. Ляля упала ему в ноги. «Каста Дива», – донеслось пение не то Каллас, не то Сумак, и всё потонуло в сиянии.

Аудаша зашлась в блаженстве от этого голоса и сияния – Северного в миниатюре. Даже вытянулась во весь рот на своем подоконнике.

I Когда она очнулась от обморока наслаждения, Ляля кружилась, расставив свои нитяные руки, нитью же перевязанные на запястьях, вскинув ленточную накидку бледно-абрикосового цвета, приблизилась к первому старку Магу, волхву, кудеснику, шаману и вошла в его плоскость через его серебристую рамку. Аудаша нажала на часиках кнопку секундомера; они оглушительно затикали. Маг затрепетал: