– Поэт, ты когда -нибудь думал о самоубийстве? Зуб даю, думал, вы ж творческие люди все с прибабахом.– усмехнулся Хохол.
– Да бывало, даже пробовал несколько раз, но я слишком себя люблю, не смог, струсил.
-И хорошо, что не смог, так бы кто сейчас писал обо мне. Иногда я тоже думаю, что, если ещё один раз попаду в тюрьму, повешусь. Дождусь, пока уснут все сокамерники, сделаю хороший канат из простыни, смажу его мылом и вздёрнусь. Я так думал даже на свободе, ехал в поезде, смотрел в окно и думал. И вот я в пятый раз попадаю в тюрьму. За один год и одиннадцать месяцев. Ты можешь себе представить, меня четыре раза судили, и четыре раза я освобождался. Ладно, если бы я с кем поспорил или стремился попасть в книгу рекордов Гиннесса. Причём, в этой ситуации пока не известно, вложусь ли я в два года, или нет. Каждую ночь я молюсь, читаю "Отче Наш".
-Я тоже верю в Бога,– Поэту хотелось как- то подбодрить Хохла.
– О Боге, мы поговорим потом, ты слушай. Сто пятьдесят восьмая статья УК.РФ, словно жвачка прилипла к моим штанам. Если бы в России рубили конечности, то от меня уже б давно осталось одно туловище. Если убийцы, в особенности серийные, люди с психическими отклонениями, я соглашаюсь, я признаю, что и у меня видимо, тоже начала прогрессировать страшная душевная болезнь. Совершать кражи и ждать чего-то другого, кроме тюрьмы, чем не безумие.– Хохол уважал Поэта за серьёзность, с которой он подошёл к его просьбе, за терпение и внимательность.– Я не могу сам строить свою жизнь. Я не могу с чьей-то помощью налаживать свою жизнь. И вот уже сейчас, я не собираюсь расставаться со своей жизнью. Ничего, бывали мороза и похуже. У меня же первая часть, через тридцатую статью- неоконченное преступление. Хорошо, что ловят по- горячему. Ущерба нет. Авось, снова по- быстрому отскочу. Так я себя успокаиваю, в течение первой недели, когда заезжаю после очередного ареста. После привыкаю, смиряюсь. Начинаю шутить, улыбаться, рассказывать анекдоты и разные байки. Всё, я не хочу уже вешаться, не хочу умирать. Я желаю жить! Начинаю верить, что это в последний раз. Часто вспоминаю слова Миши в Медведково, он получил десять лет строгого режима, и когда провожал меня на волю, сказал: "Пока я буду сидеть, Хохол, ещё десять раз заедет…"-уже пятый. Миша, типун тебе на язык, хотя, причём здесь он, просто я психически не здоров. У меня в голове не укладывается, нет места. Бросаю коробки на самый верх, навожу порядок, несколько дней держится, потом снова все коробки падают. Понимаешь, Поэт, я стал грустным человеком. Очень грустным человеком.
-Ну по тебе не скажешь, особенно когда ты чифирнёшь. Я тебе скажу, что ты из всех нас самый весёлый.
-Это фикция, ширма, как у клоунов, это представление. На самом деле, в моей душе кладбище, для безродных. Пустырь, и только столбики с номерками торчат из земли. Безлюдно и спокойно вокруг. Птицы не поют и не летают, их нет. Сяду на землю, вырву соломинку, суну в рот и сижу. Когда светит солнце, настроение чуть-чуть меняется, не скажу, что в лучшую сторону. Дождь меня больше радует. Оградка! Ура! Появилась оградка!– Поэт, аж, вздрогнул от эмоциональной вспышки Хохла.– Кого-то нашли родственники, кому-то повезло. Исчезает номерок, появляется фамилия, смотрю не моя, ну и пусть, значит, меня ещё не нашли. В моей душе безымянное кладбище. Меня ничего не радует…Может меня в книгу рекордов Гиннесса занесут, или в Красную книгу.
