Хока - страница 25

Не видел Дуняшиного лица Андрей, он все гладил и гладил ее по плечу, по волосам, говорил мягко, тихо. Но лицо девушки уже менялось, снова на нем появилось выражение, которое пугало всех, которое делало ее чужой, неузнаваемой.

– Вот обвенчаемся, уедем, как давеча хотели, далеко-далеко и вот уж там никто тебя огорчать не станет, будем только ты и я, да еще детишки наши.

– На что ж мы жить-то будем, – услышал он голос Дуни, – ведь у тебя за душой ни гроша? А я привыкла жить хорошо, да и к работе не приучена. Кто будет всю работу в дому делать? Где твои холопы? Хорошо, что сам не крепостной.

– Ты так никогда не говорила, все по тебе было. И работы ты не боялась.

– Ежели не говорила, то не значит, что не думала.

Андрейка заглянул в глаза и понял, что не Дуняша это снова.

– Ты что с ней сделала? Он схватил девушку за руки и начал трясти, – отпусти ее, слышишь? Оставь нас в покое, что тебе надобно!?

– Тише, ты, ребенка повредишь. – Сказал Дуняшиным голосом кто-то совсем незнакомый.

– Ты кто? – спросил Андрейка.

– Тебе это знать ни к чему, – ответила гнусаво Дуняша. Одно скажу, если будешь мне служить, то послужишь и девке своей.

Потрясенный юноша смотрел на оборотня, который вселился в его любимую. И от той простоты, с которой тот общался с ним, было жутко.

– Ну, что молчишь, будешь служить? – спросил оборотень.

Андрейка сглотнул комок в горле, который перехватывал ему дыхание:

– Я подумаю.

– Думай быстрей, у меня времени мало, да и у тебя, думаю, тоже. Иди, надумаешь, придешь. А то мне ваши сюсюканья уже надоели.

Андрейка шел по громадному купеческому дому, навстречу ему не попалось ни души. И тишина была тяжелой, удушающей, от которой хотелось завыть.

Вскорости, поползли слухи, что Дуняша, сестрица Куприяновская, продала душу нечистому и теперь сама стала ведьмой.

Теперь все несчастья, которые случались в городе, приписывали ее рукам. Ураган прошел – ведьмины проделки. Роженица умерла – тоже она виновата. Дальше – больше, пошли уж совсем невероятные слухи: то курица черное яйцо снесла, то корова ягненком отелилась, а некоторые утверждали, что видели, как ночью баба на метле над крышами летала.

Народ и так недолюбливал Куприяновых, а тут появился повод лишний раз косточки им перемыть. Город гудел. Кто-то предложил послов направить к Ивану Тимофеевичу для переговоров. На том и порешили.

Но начали действительно происходить несчастья. Напал на город какой-то мор. Стали падать люди, как подкошенные, без чувств, ни с того, ни с сего. А приходить в чувства, не приходили. Что только не пробовали! Ничего не помогало. Ни снадобьями, ни молитвами, ни какими- то еще народными средствами не могли людей на ноги поставить. А они, как спали. И были это только девушки и все молодые и здоровые. Мор продолжался. Никто не знал, откуда он появился и как его остановить. Потом город охватили пожары. Много людей сгорело в огне, все больше и больше домов превращались в головешки.

Народ начал роптать.

Дождь стекал с капюшона натянутого поверх фуражки. Лейтенант Савчук жмурился от попавших на лицо капель. В такую погоду, да еще в темноте трудно было что-то увидеть.

Машин было мало. Сработало объявление по радио, в котором передавалась просьба воздержаться от поездок из города на три дня в связи с повышенной аварийностью на дороге. А тут пошел дождь, и возможная аварийность подтвердилась.