– Убирайтесь, живо!– взвизгнула Кременцова, вырвав из кобуры пистолет и топнув ногой. Бандиты вскочили, хлюпая кровью, и, обгоняя друг друга, ринулись к джипу, который через секунду после того, как они в него запихнулись, сорвался с места и ускользнул за пределы видимости.
– Вот это, блин, Голливуд!– прохрипел Андрей, когда Кременцова вернулась в Волгу. Ослабив галстук, прибавил:
– Ну, вы даёте, Юлия Александровна!
– Юлька наша давать умеет,– подтвердил Хусаинов и повернулся к помощнице,– ты повязку не промочила?
– А что, нельзя повязку мочить?
– Конечно, нельзя! Зараза в раны проникнет– ногу оттяпают!
– Твою мать,– встревожилась Кременцова,– лучше бы вам сейчас башку оторвали, чем мне теперь отрежут хоть пол-ноги! Андрюшка, дай ещё один бинт!
Весь остаток пути до шестнадцатой Парковой Кременцова, вывернув ногу, мазала ранки йодом и забинтовывала ступню.
– Тебе говорили, что надо ехать в больницу,– злил её Хусаинов.
– Если бы я в больницу поехала– вы бы ехали сейчас в морг, Алексей Григорьевич!
Первый и второй корпуса дома номер десять по Шестнадцатой Парковой находились возле дороги, третий же затерялся черт знает где – за помойкой, стройкой и детским садиком. Но Андрюшка быстро нашёл его и остановил машину перед подъездом.
– Приехали, господа офицеры.
– Юльчонок, жди меня здесь, я быстро,– проговорил Алексей Григорьевич, открывая дверь. Проследив, как он, сгорбившись и прикрывшись от дождя кейсом бежит к подъезду, Кременцова взяла у водителя сигареты и закурила на пару с ним. Некоторое время они молчали, слушая радио. Двор был светлым, но за его пределами далеко стояла плотная темень. Дождь усыпляюще шелестел по крыше машины.
– Андрюшка, а если мне в самом деле ногу отрежут– ты на мне женишься?– вдруг спросила тоскливым голосом Кременцова. Андрей, закашлявшись, повернулся к ней.
– Что за чушь? С какой пьяной радости тебе ногу должны отрезать?
– Ты на вопрос ответь.
– Так я ведь женат!
– Ты не разведёшься ради меня?
– Посмотрим.
– На что посмотрим? Что не видно сейчас?
Хусаинов, выйдя из лифта, полез в карман пиджака за спичками– весь этаж освещался сороковатной лампочкой. Найдя дверь нужной квартиры, он позвонил. Дверь открылась сразу.
– Ещё раз здравствуйте, Ольга Викторовна,– сказал Алексей Григорьевич,удивлённо оглядывая хозяйку,– я вам звонил. Я– следователь.
– Входите, входите.
Хусаинов вошел. Закрыв за ним дверь, Ольга повела его в кухню. Идя за ней, он не отрывал взгляд от её филейных частей, облепленных мокрым шёлком халата. Голова Ольги была обмотана полотенцем.
На плите что-то жарилось.
– Удостоверение дайте,– попросила хозяйка, предложив Хусаинову сесть за стол, на котором стояла ваза с конфетами, мармеладом и пряниками.
– Пожалуйста.
Изучив документ, женщина вернула его владельцу.
– Одну минуту!
Сбегала в ванную, погремела чем-то, вернулась. Сев, закинула ногу на ногу.
– Ну так что вы хотите знать, Алексей Григорьевич?
– Извините, можно чаю себе налью?– спросил Хусаинов,– меня немножко знобит. Должно быть, простыл.
– А вина хотите?
– Да, вина– можно.
Ольга, вскочив, опять унеслась. Двигалась она чрезвычайно стремительно– шлёпанцы колотились о её пятки с частотой пулемёта. Но как она возвратилась, Хусаинов прослушал, потому что вернулась она без шлёпанцев, босиком. Поставив на стол бутылку Абрау Дюрсо и пару бокалов, вручила следователю штопор. Откупоривание бутылок было любимым занятием Хусаинова. Он вворачивал штопор неторопливо. Женщина наблюдала за ним сонными глазами, сидя напротив. Пальцы её скребли длинными ногтями пластиковую обшивку стола.
