– Простите, вспылила.
– Вы, как я вижу, ни разу не были замужем?
– Не была. И не собираюсь. Дура я, что ли? Уж на что мой отец был ангел, хоть и с погонами, а мать всё-таки умерла совсем молодая. Я её почти и не помню.
Чокнулись, осушили бокалы.
– Но ведь случается, что и жёны переживают своих мужей,– заметил, давя зевок, Хусаинов. Ольга лишь усмехнулась и махнула рукой– дескать, полно чушь городить, Алексей Григорьевич! Хусаинов опять взглянул на часы и встал.
– Ну что ж, мне пора. Приятных вам сновидений, Оленька.
Послюнявив пальцы, он погасил окурок, бросил его в ведро, и– куда быстрее, чем птица взмахивает крылом, повернулся к Ольге. В руке его был «Макаров», направленный ей в лицо, буквально перекосившееся от ужаса под слоями белой косметической маски. Разинув рот на неимоверную ширину, женщина отчаянно завизжала.
– На пол, сучара!– переорал её Алексей Григорьевич,– мордой в пол! Руки на затылок!
Сигареты кончились. Дождь слабел, усиливался, опять слабел. Исчерпав все темы и рассказав друг другу по анекдоту, Андрюшка и Кременцова затянули романс о душистых гроздьях белой акации. На втором куплете зазвонил радиотелефон.
– Уроды!– рыкнула Кременцова, больше всего на свете любившая петь дуэтом– не важно, с кем, хоть с коровой. Просунув левую руку с каменно-намозоленными гитарой пальцами между спинками передних сидений, схватила трубку.
– Лейтенант Кременцова на связи.
– Юленька,– запищала трубка голосом заместителя районного прокурора, Инны Сергеевны Карнауховой,– Алексей Григорьевич не в машине, часом?
– Нет, не в машине, Инна Сергеевна. Он в квартире у этой, Ольги. Мы его ждем около подъезда.
– Да? Странно, странно. Я только что ей звонила– перетереть с ним один вопросик, но мне сказали, что я не туда попала, хотя я точно туда попала.
– Шок!– возмущённо взвизгнула Кременцова,– Инна Сергеевна, неужели он её там чехвостит?
Трубка хихикнула.
– Это бы меня удивило, хоть и несильно. Я ещё сорок минут назад, когда он стал мне рассказывать про икону и гребешок изогнутый, заподозрила, что сухое вино– не такая супер полезная штука для мозговых сосудов, как он считает. Ты поднимись туда, Юленька, посмотри, что там происходит, и если наш Алексей Григорьевич в самом деле крышей потёк– отправь его на больничный. Не на заслуженный отдых по инвалидности – на больничный. Ты понимаешь разницу?
– Да, конечно,– сухо отрезала Кременцова и положила трубку. Её трясло.
– Что случилось?– спросил Андрей.
– Пока непонятно. Видимо, мне придётся туда подняться.
Но подниматься ей не хотелось, тем более– босиком, со свежими ранами на ноге.
– Татарская рожа!– пробормотала она, стиснув кулаки,– развратный козел!
– Кто, кто? Алексей Григорьевич?
Кременцова мрачно молчала. Её трясло не только от злости. От пяток к шее скользкими, ледяными волнами полз озноб.
– Засеки минуту, Андрюшка!
Положив пальцы правой руки на запястье левой, Кременцова стала считать биение жилки. Андрей смотрел на часы.
Через полминуты дверь подъезда открылась, и вышла женщина. На ней были джинсы, кроссовки, курточка и бейсболка. Распахнув зонт, она огляделась и зашагала к детскому садику. Кременцова следила за ней пустыми глазами.
– Всё,– объявил Андрей, опуская руку,– ну, сколько там насчитала?
– Андрюшка, в семьдесят пятую поднимись, пожалуйста, на десятый!– крикнула Кременцова и распахнула дверь.
– Ты куда, куда? Повязку намочишь!
