Отодвинувшись от руки Марселя, я чувствую, что разряд тока слабеет. Я чувствую слабость, а онемевшие губы весят, кажется, целую тонну.
Пока треск электрошокера не прекращается, здоровый заключенный крутится, как рыба в доках.
Педро наконец дотягивается до ножа, и, к моему удивлению, Марсель хватает его за руку, но слишком слабо, чтобы удержать его. Свободной рукой заключенный бьет более слабого надзирателя по ребрам. Педро вскрикивает.
С трудом приподнявшись на трясущихся ногах, я хватаю Марселя за руку, мешая ему замахнуться для нового удара, и в тот же момент слышу, как кто-то зовет его по имени – по коридору к нам приближается новая группа заключенных.
Нож теперь у Педро в руке, и внезапно все тело Марселя покрывается кровью, заливая грудь, руку и меня вместе с ним. Клянусь, я чувствую, как он холодеет.
У него булькает в горле и медленно стекленеют глаза.
Педро скатывается с него, хватает его рацию. В последний момент я успеваю остановить его окровавленной рукой:
– Педро, нет.
Он замирает. Я продолжаю, тяжело дыша:
– Их слишком много. Охранников больше, чем заключенных. Сто на одного.
После этих слов Педро задумывается и, наконец, кивает головой.
– Я должен идти, Док. Это моя работа.
– Послушай меня. Когда он сюда пришел, то не стал перерезать тебе горло в ту же секунду. Как ты думаешь, почему?
Педро смотрит на меня искоса, размышляя. Так что я отвечаю за него:
– Он хотел взять тебя в заложники. Им нужен козырь на случай, если их план сорвется – живой щит. Если ты выйдешь из этой комнаты, то они попытаются тебя поймать и использовать против твоих же людей. Свяжут, будут избивать, и все это покажут в сети, чтобы видел весь мир. Чтобы видели твои дети.
Педро бросает взгляд на дверь прачечной. Это единственный выход отсюда, а поскольку крики снаружи все громче, у нас есть минута или чуть меньше.
– Док, ты должен остаться тут. Больше некуда идти.
Он встает, но я удерживаю его окровавленной рукой.
– Есть другой путь.
– Что…
– Некогда объяснять, Педро. Ты мне доверяешь?
* * *
Когда заключенные наконец вбегают в комнату, я дергаюсь, лежа на полу рядом с Марселем.
Их шестеро, каждый держит в руках нож или заточку, у одного есть рация.
– Марсель тут. Он мертв.
Они обступают меня, и я с усилием усаживаюсь, все еще вздрагивая. Такую роль играть не сложно – я на самом деле еще слаб.
– Кто это сделал? – кричит главарь.
– Я… его не видел.
Лысый парень, примерно моих лет, с покрытыми татуировками руками, упирает нож в адамово яблоко на моем горле. Я изображаю ужас, но не выказываю никакого напряжения.
– Он напал… на Марселя сзади. Ударил его шокером и толкнул на меня. Я выключился.
Из рации доносятся звуки выстрелов. Главарь заключенных отворачивается и выкрикивает приказы, меряя шагами прачечную.
– Я не могу… идти, – шепчу я слабым голосом. – Пожалуйста, понесите меня…
Отдернув нож от моего кадыка, они толкают меня на спину и выбегают из комнаты.
Удостоверившись, что они ушли, я стягиваю с себя окровавленную одежду и убираю ее в мешок для грязного белья. Прокрадываюсь к стоящей в середине сушилке, открываю ее и шепчу:
– Они ушли.
Простыни отодвигаются в сторону, и я вижу глаза Педро: испуганные, но благодарные.
– Сиди здесь, пока я не вернусь.
К счастью для него, Педро невелик ростом, но после того как он выбирается из сушилки наружу, видно, что он устал сидеть в таком положении.
Я чуть выше его, дюймов на пять-десять, так что сидеть внутри мне будет тесно, но тут уж ничего не поделать. Я с трудом могу идти и уж тем более не могу бежать или драться. Если придется сражаться – моя нынешняя форма явно не позволит проложить мне путь наружу.
