Тятя и вовсе свой трофейный нож пожаловал. Не думал, что он с ним когда – нибудь расстанется. Так далеко я уезжаю впервые, да ещё и места там глухие, временами непроходимые, но ехать надо. Эпидемия в деревне. Профессор желает, чтобы мы боевое крещение прошли там, через год уже оперимся, как он сказал, и сами практиковать должным образом обязаны будем ещё год под его присмотром. А этот весь год в разъездах по нуждающемуся люду и проведем, набираясь опыта на деле.
Маменька бросается на меня, рыдая с причитаниями. Тятя, погодя, её отстраняет и хлопает меня по плечу, давая знать, что пора. Выбегает моя белокурая сестрица и с завистью смотрит на карету. Молчит. Тятя ей вчера строго – настрого наказал: не сметь больше со мной проситься. Впервые в мой отъезд она такую истерику закатила: просила не уезжать, а если поеду, грозилась, что одного меня никуда не пустит.
Ее глазами везде видятся приключения да волшебные путешествия, наполненные опасностями. Наверное, из-за того, что дальше столицы она ни разу и не выезжала. Разве что в крепостные деревеньки, но и даже их она находила захватывающими!
Не выдержав взгляда голубых глазенок, нагнулся и поцеловал в макушку, окруженную причудливой корзиной из кос.
Запрыгиваю в карету и сажусь.
– Братик! Привези мне сладкое лакомство, неместное. – Кричит, пытаясь угнаться за каретой, смахивая подхватываемые ветром кристальные капельки слез.
– Привезу, Пуговка. – Кричу ей в ответ, высунувшись из кареты, а у самого ком под горлом – дышать мешает.
Опосля, как карета завернула за угол, скрыв издалека уже плохо различимую фигурку сестры, я прикрыл занавеску рукой и отодвинулся от окна.
Благо, семья у меня одна из самых влиятельных и мне позволительно с комфортом добраться самому. Причем, сразу на место, без общих сборов и очередей на экипаж. Хоть матушка давно и лишилась многих привилегий, пойдя против воли отца с замужеством, однако, дядюшка, души не чаявший в своей младшей сестренке, взойдя на престол, снова сделал её вхожей во дворец. От возврата остальных почестей и переезда в столицу она сама отказалась, ответив, что нам и так спокойно и счастливо живется. Нужно сказать, не слукавила. Даже дядюшка при всей своей занятости у нас пару раз гостить останавливался, говоря матушке, что только в нашем доме он может расслабиться и немного побыть собой.
Мое негласное положение дало возможность прихватить множество необходимых вещей. Даже пимы* с полушубком маменька с собой направила. Хотя в горы нас вести точно не собираются, да и погода стоит жаркая, временами душная. Нужно сказать, девок при доме, собирая меня в дорогу, она погоняла знатно.
Неделя в дороге – утомительно. Хорошо, что в карете, да постоялые дворы на ночь выручают, но чем дальше, тем постоялые дворы плоше. Вот вчера и вовсе просто лавку в избе Ванька урвал и то, пока имя господское не назвал, не давали. Чудные они тут, боязливые все. Говорят, разбойники в этих краях ошиваются, да повезло мне. Видать, матушкина икона оберегает. Хотя сама дорога чем дальше, тем хуже. Ванька там уж который мат гнет да толку в том?
– Пррр… – Карету тряхануло.
– Ванька, чего у тебя там?
– Колесо, барин не выдержало. Чай не столичные дороги.
– Будто ты эти столичные дороги видал.
– А как же – ж. Чай батюшка ваш, Осип Анисимович, не пешком до столицы добирается. Это вы, барин, обычно верхом путешествовать соизволите.
