Когда баба вышла, Патрикей Назарыч хлопнул Степку по плечу.
– Чего раздумался, парень? Нам с тобой обдумать надобно, как нам Михайлу вызволить. Изведет его Воротынский князь. Ты с челядинцами его знакомство ведешь, – может, что разведаешь?
Степка сразу ободрился. Ведомо, без него кто ж такое дело обделает?
– То так, – сказал он, потирая гладкий подбородок, – повар ихний больно меня жалует. Нонче же я к нему на поварню проберусь, разведаю, чего там у ихнего князя затеяно. Може, и к Михалке он меня как ни то проведет.
– Ну, это вряд, – покачал головой Патрикей Назарыч. – Иди. А я покуда Карп Лукича повещу.
Но на этот раз Степке не повезло. Повара во дворе не было, а дворецкий, вышедший на крыльцо, заметил Степку и сердито крикнул:
– Ты чего тут шмыгаешь, гаденыш? Высматриваешь, чего бы стянуть? Такой же, может, беглый, как твой приятель, что в железах сидит! Выкатывайся живо, покуда не намяли бока. Степка, не отвечая, кинулся к воротам и только оттуда, обернувшись, крикнул задорно:
– Ты за такие слова ответить можешь! Чай, я купецкий сын с Нижнего Новагорода.
Но дворецкий даже не глянул на Степку.
Слезы обиды саднили в горле у Степки, когда он брел назад в Китай-город.
«Верно говорил Михалка, что от тех бояр да княжат добра не жди, ругался он про себя. – Ну, покажу я им беглого холопа! И что я Патрикею Назарычу скажу?»
Очень не хотелось Степке признаваться, что ничего ему не удалось разузнать.
– Степан Дорофеич, а Степан Дорофеич! – окликнул его вдруг незнакомый голос.
Ни разу еще не называл никто так Степку, и он не сразу сообразил, что это его окликают, a когда сообразил, погладил подбородок и оглянулся через плечо.
Его догонял нескладный деревенский парень, размахивая длинной рукой. Степка никак не мог припомнить его.
Степка важно кивнул ему в ответ на его поклон и стоял, ожидая, что тот скажет.
– Не признаешь, Степан Дорофеич? Да оно и правда, время-то немало сошло с той поры, как мы с обозом к твоему батюшке приходили.
– А, так ты из тех обозчиков, – обрадовался Степка. – Князя Воротынского, стало быть, холоп. И Михалку знаешь?
– Вот-вот, – охотно подтвердил малый. – Савёлкой меня звать.
– Так вы же в тот раз сбежали от князя, к Болотникову, сказывали, – заметил Степка.
– Вот-вот, – опять с готовностью подтвердил Савёлка. – А там, как забрал царь Василий Болотникова, мы с Михалкой вместях побрели – царя Дмитрия Ивановича разыскивать. Наши-то домой подались.
– Ну? – нетерпеливо торопил Степка. Все это его мало интересовало.
– Ну, Михалку-то по пути трясовица схватила, я и покинул его в деревне в одной. Я так полагал – не встать ему. Больно круто била его.
– А как сюда-то ты попал? К Дмитрию Иванычу, сказываешь, шел? – спросил Степка. Савёлка поскреб в затылке.
– Да вишь ты, как Михалка-то свалился, одному мне будто как неспособно стало итти. А тут я наших мужиков, Невежку да Нефёда, нагнал, ну, и пошел с ими до дому. Так там и жили по сию пору. Князь-то на Москве был. Нас и не тронул никто. А ноне князь велел приказчику обоз с разной домашностью на Москву справить, а как я завсегда в обозчиках ходил, меня и снарядили тоже.
– Ну, слушай, Савелка… Так тебя звать? А ноне про Михалку ничего не слыхал?
– Как не слыхать, Степан Дорофенч. На крестьбинах еще за им, гляди, погоня была, как он, стало быть, беглый. Да утек он в те поры, слава господу. А тут двух седьмиц не прошло, гляжу – волокут его по двору, избитый весь. И прямо в подполье под поварней, и колодку там, слышно, на его набили. Там и сидит по сию пору. То и нагнал я тебя, чтобы повестить. А князь-то наш истинно зверь. Велел заутро ему сто плетей дать. Вряд жив будет. Княгиня, сказывают, тоже сильно злобится за казну. Рассказал ей князь, что как обоз Михайла вел, так с казной сбежал.
