Холоп-ополченец. Часть II - страница 12



]? А князь упирается. Духу нехватает. Так они вовсе врозь глядят. А на Михалку-то пуще всего княгиня злобится. За казну. Больно она на деньги жадная. Князь-то об том не так помышляет, а как я ему скажу, что Михалка вора не терпит и может против того народу говорить, так он его с охотой отпустит. Чего ему тот Михалка?

– Ну, так что же, коли ты до Михалки нужду имеешь, а князь тебя слушает, выпусти его на волю, и вся недолга.

– Нет, Патрикей Назарыч, то не гоже. Меня Михайла и слушать не станет…

Патрикей Назарыч усмехнулся.

– Наговорили ему чего ни то про меня, – продолжал Олуйка. – А вот ты, то дело иное. К тебе он с открытой душой, и коли ты ему что скажешь, он послушает.

Патрикей Назарыч неуверенно покачал головой.

– Вот кабы Карп Лукич, – проговорил он.

– Ну, что ж, и за тем дело не станет. Отведешь его к Карпу Лукичу, тот ему все как надо быть разъяснит. Так как, Патрикей Назарыч? Доставить тебе Михалку?

– Отчего ж, – протянул тот неуверенно. – Дай срок, Олуйка, я ноне с Карпом Лукичем побеседую. Обмозгуем мы все это, а ты, как завечереет, заходи, мы тут и решим.

– Ладно, – не очень охотно согласился Вдовкин. Ему нетерпелось поскорей все обделать. И вор калужский ему не с руки был, а главное – нюхом он чуял, что за такое дело с посадских можно будет на расходы малую толику сорвать. Люди они были тороватые. Но спорить с Патрикеем Назарычем и торопить его было неудобно. Потому он, не возражая, поклонился хозяину и степенно вышел за дверь.

В самой калитке он столкнулся со Степкой, возвращавшимся домой.

– А, сокольничий! – по обыкновению окликнул его Вдовкин. – Чего ж к царику своему не едешь? Он, слышно, на Москву ладит пробраться.

– И без его проживем, – сердито оборвал его Степка и быстро прошел в избу.

Патрикей Назарыч тоже собирался выходить и не стал расспрашивать Степку. Он не очень-то слушал, когда тот бахвалился.

– Ну, Степка, – сказал он мимоходом. – Надо полагать, вызволим мы Михалку.

– Это не Вдовкин ли, стервец, насулил? – спросил Степка, нахмурясь.

– А хоть бы и Вдовкин, – ответил Патрикей Назарыч, – он к самому князю вхож, не к повару его. Прощай покуда, у меня дело спешное.

Степка обиделся.

«Не спросит даже, я-то обладил чего аль нет, – подумал он. – Ну, и ладно, сам справлюсь, – решил он. – Олуйку ждать не стану. А только с казной-то как?» – вдруг вспомнил он.

– Патрикей Назарыч, – проговорил он нерешительно, сбежав с крыльца за Патрикеем. – Просьбишка у меня до тебя.

– Чего тебе? – с удивлением обернулся к нему Патрикей Назарыч.

– Да, вишь ты, должок тут у меня один завелся. Больно пристают, проходу нет. Михалке-то я про то и не сказывал, боялся – осерчает. А как ты дяденьку Козьму Миныча почитаешь, так, может, по ему и мне не откажешь.

Патрикей Назарыч остановился, окинул Степку строгим взглядом, как он еще не глядел на него раньше, и сказал, помолчав:

– Молод еще ты, Степка, займовать. Ну, сказывай, какой должок?

– Не так большой – шесть алтынов, – смущенно пробормотал Степка.

– В зернь, видно, промотал, – сказал Патрикей Назарыч, вынимая мошну. – Еще станешь играть – не дам. Так и знай. На Козьму Миныча нечего слаться. Знаю я его. Он бы на то и алтына не дал.

Патрикей Назарыч не очень охотно отсчитал пять алтынов и шесть денег.

– Мотри, боле не играй, – сказал он, подавая Степке деньги.

Степка молча взял, поклонился Патрикею Назарычу, вынул из-за пазухи тряпицу, завернул в нее казну и сунул обратно. Патрикей Назарыч, не глядя на Степку, быстро вышел за ворота.