Дима… Дима… Я хотел, чтобы он стал моим сыном, я называл его моим сыном, я относился к нему какое-то время как к сыну. Но. Этого оказалось недостаточно. Сыном моим в любом понимании этого слова Дима так и не стал.
Всем, наверное, знакомо чувство, когда видишь глаза «няшного» щеночка в собачьем приюте. Ты одновременно и умиляешься, и ужасаешься. Сердце обливается кровью: как такую милягу обрекли на бездомную жизнь? Нечто похожее произошло у меня с Димой. Я нисколько не хочу как-то оскорбить его таким сравнением, так как привожу его исключительно в ассоциативном контексте – когда я впервые встретил Диму, взгляд его нисколько не соответствовал возрасту. У него был милый и доверчивый взгляд той самой брошенной собачки – ну как не взять такую к себе домой, накормить, обогреть, пожалеть?
Хочу отдать должное – после того, как я поселил Диму у себя, он умел быть за это благодарным. Когда я набегавшийся и уставший приходил домой, знал, что меня там кто-то ждёт. И не просто ждёт, а заботится. Уберёт в квартире, приготовит ужин. И вечер у нас пройдёт по-семейному – мы поговорим как отец с сыном: про то, что сегодня случилось, как дела в школе, какие планы на завтра. Видимо я реализовывал – и до какого-то времени вполне успешно – свой нерастраченный отцовский инстинкт. Хотя у меня была дочь Павла, но так случилось, что я не мог в тот момент находиться рядом с ней. И вот появился Дима, который встречал меня радостной улыбкой; как собачка встречает хозяина, всегда радостно виляя хвостом, вне зависимости от текущего настроения. Мне такое отношение чрезвычайно льстило. Оно создавало иллюзию настоящей, хоть и не полной, семьи. Но сейчас я отчётливо понимаю, что уже тогда это был некий эрзац, мой ответ попыткам и стремлениям приблизиться к гармонии.
Но я совершенно бескорыстно, абсолютно не думая о какой-то там благодарности, с удовольствием погрузился в эти хлопоты по опеке над Димой. Проблем у него накопилось выше головы. Самое первоочередное – требовалось доучиться, получить базовые 11 классов, которых у него до сих пор не имелось – прямо из-за парты он отправился шабашить на стройку, чтобы содержать себя и бабушку, остальные члены его большой семьи или умерли или исчезли из его жизни. Мало того, что он толком не закончил школу, так он ещё и подорвал тяжёлым физическим трудом здоровье – заработал межпозвоночные грыжи. Я занялся его судьбой энергично и эффективно. Уже тогда мои управленческие навыки помогали открывать разные двери и способствовать решению насущных проблем.
Небольшой нюанс: нельзя сказать, что Дима хорошо учился в школе. Когда я увидел его аттестат, был слегка шокирован – по большинству предметов стояли очень слабенькие «тройки-пятёрки»1. Только много позже я понял, что это как раз и есть честные оценки. Потому как когда я его устроил доучиваться, он выпустился с «семёрками-десятками», и вот они, по многим причинам, чаще всего оказывались «натянутыми». Нетрудно догадаться, что эти дутые «десятки» аукнулись потом Диме при поступлении в институт. Но об этом чуть позже.
Пока же я с огромной радостью отмечал с ним и с его друзьями аттестат об окончании среднего образования. А также «обмывал» почётную грамоту, выписанную лично «родителям Кравченко Дмитрия» за «успешную учёбу и примерное поведение сына».
– Так выпьем же этот бокал за маму и папу, – под общее веселье предлагал один из лучших друзей Димы, указывая на меня. И все смеялись ещё сильнее. Я – в том числе. Мне казалось, что аттестат – вещественное доказательство моей правоты и моей состоятельности. Я уже смог что-то дать своему «сыну», значит я действую в верном направлении. Мало того – я чувствовал гордость, что приложил к отмечаемому событию руку.
