Homo Novus Extremus - страница 6

Оставили молодую вдову с девятью ртами в доброй хате из крымского ракушечника и припрятанными козой на задах огорода, мешком картофеля, двумя десятками яиц, церковными побрякушками наверху у слухового оконца в соломе за четвертью домашнего винца. Двоюродная тетка из продотряда, рискуя, за день до раскулачивания предупредила. Спасаясь от голода бежали в Москву. Из детей одна Мария выжила. Выслали во Владимирскую область. Там у Марии Рида родилась. Встретилась с Данилой. Ему, авиаконструктору дали работу и квартиру, в одном из научных городков Подмосковья. На лето-сень переезжали в старый, здоровущий домище, пожалованный властью позже.

Яша у мамы допытывался. Рида Власовна притворялась глухонемой. Пожарить капульку? Яичница на языке пятилетнего. Иди, погуляй, убираться буду! Непонятное упорство добавляло таинственности, раззадоривало. После слезопролитного стояния под столом, взял изнуряющим ревом. Брошено в сердцах:

– Идивот! Краской сожгла!

Но Яше мало этого объяснения. Нельзя краской сжечь! Он идет к себе в комнату, открывает коробку с акварельными красками, брызгает водой, обмакивает палец, осторожно пробует на вкус. Мажет волосы. За ужином семейство дружно катится над иссиня-желто-лиловыми переливами. Яше не смешно. Для себя уяснил: неспроста тем или иным образом, явлены одинаковые отличительные знаки семьи Краснобаевых. Может от того неприятности? В субботу перемешал рис с гречкой. Поставлен в угол. В детском саду дубина Кра-вец из подготовительной группы пнул. Маме опять не дали отпуск летом, вместо нее пойдет заведующая химлабораторией. Придется отдыхать врозь. Они целый день ругались. Папа называл маму жохлой отпускницей, она его – мнительным ходоком. Яша спросил у отца, почему «жохлой», Данила Иванович зло пояснил:

– Жохают ее без моего присмотру, всякие!

Про ходока объяснять не стал. Мама убежала в соседнюю комнату, хлопнула дверью так, что с потолка осыпалась штукатурка. Отец с сыном, изумившись, окаменели в белой кадильной дымке, верно, ожидая ключей от рая. У Самуилы плешки нет. Она не в счет, сводная сестра Яши, дочь от первого брака Риды Власовны. Яков многое видал и подслушивал в закуте, да и отношение к ней Данилы Ивановича иное: чужая она ему.

Лет через шесть-семь обозначилась следующая метка семейства Краснобаевых: ею страдал римский император Корнелий Сулла. Проклятие появилось вдруг, неожиданно темным, декабрьским утром.

– Очень вегетативный мальчик, – задумчиво произнес давний мамин знакомый доктор, простукивая молоточком нервные узлы – Зимний тип заболевания, советую летом на море, – намеренно скорчил потешно лицо, весело подмигнул Яшиной маме, как дурак-паралитик.

Заведующая уступила Риде Власовне лучшее отпускное время за небольшую, но хлопотную услугу: оставила им в нагрузку свою четырнадцатилетнюю дочь-дылду.

Море перекатывалось упругим зверем, поигрывало мелкой галькой. Бросало в широкие ладони светлеющих барашков пенистую муть, очень похожую на ту, которая остается после стирки белья. Яков боялся: заплыви далеко за буйки, выпучится из морских глубин Невиданное, поглотит его. В зыбкой ряби воды мерещились неясные шевеления. Мальчик десятки раз проигрывал воображаемую схватку. Переворачивался на спину, с облегчением понимая: этому никогда не бывать. Фантазия. На берегу мельтешили люди. Они бесконечно выкладывали то полотенце, то студенистый кусок куриной голени, то журнал или газету, то крем для загара. И так до остывающих, подслеповатых сумерек. Где-то там, в груде лоснившихся тел должна быть Нелли. Яков с удовольствием представлял, как он выберется на сушу, подкрадется, бросит Нелли на голый живот вместе с горстью солоноватых капель колючего краба. Она вздрогнет. Заполощутся рваными флагами на ветру выгоревшие с позолотой волосы. Рида Власовна окажется рядом, но Яков приластится к ней: