Снаружи раздался оглушительный грохот – работа по превращению брига в неуправляемый остов шла полным ходом. Хорнблауэр сорвал с койки одеяло, бросил в него документы, закинул получившийся узел на плечо и вышел на палубу. Грохот, который он слышал в каюте, произвел грота-рей, упавший, когда разрубили гардели. Рей лежал на палубе в паутине спутанных тросов, но даже за ними было видно, что он надломился точно посередине. Пять минут работы для двух десятков людей, точно знающих, как вывести судно из строя.
Крышка люка, которую французы остервенело крушили ломами и топорами, уже начала разваливаться на доски, а в ее середине появилась дыра с зазубренными краями.
– Мы расстреляли все свои заряды, – сообщил Хорнблауэру Бэдлстоун. – Когда погрузимся в шлюпки, придется грести что есть мочи.
Словно в подтверждение его слов, внизу громыхнуло, дыра на миг осветилась вспышкой, и между ними просвистела пуля.
– Была бы у нас… – начал Бэдлстоун и умолк, поняв, что решение есть; Хорнблауэру эта мысль пришла одновременно с ним.
Бриг, догнав «Принцессу» в сгущающихся сумерках, дал предупредительный выстрел поперек ее курса; тогда-то она и легла в дрейф, якобы сдаваясь. Орудие, из которого этот выстрел произвели, наверняка было по-прежнему готово к бою. Бэдлстоун ринулся к батарее левого борта, Хорнблауэр – к батарее правого.
– Тут есть заряды! – заорал Бэдлстоун. – Эй, Дженкинс, Сэнсом, подсобите!
Хорнблауэр оглядел кольца из толстого троса, в которых лежали ядра, и довольно быстро нашел желаемое.
– Картечь – вот что сейчас нужно! – сказал он, подходя к Бэдлстоуну с цилиндрической коробкой в руках.
Бэдлстоун и его помощники работали как одержимые; чтобы гандшпугами развернуть пушку к люку, требовались неимоверные усилия. Пушечные катки скрипели и выли, скребя по палубе. Бэдлстоун взял полотняный картуз с порохом из ведра для переноски, стоящего наготове подле орудия. Картуз забили в пушку, следом забили картечь – тонкую металлическую коробку с полутора сотней пуль. Артиллерист Герни через запальное отверстие проткнул картуз протравником и всыпал из рожка тонкого пороха, затем начал вталкивать подъемный клин; казенная часть пушки приподнялась вверх, жерло угрожающе уставилось в люк. Бэдлстоун оглядывался, поворачивая черное лицо то в одну, то в другую сторону.
– Все в шлюпки! – скомандовал он.
– Мне лучше остаться с вами, – предложил Хорнблауэр.
– Спускайтесь в шлюпку вместе с вашим отрядом, – повторил Бэдлстоун.
Это было разумно; они отступают, и лучше оставить в арьергарде как можно меньше народа. Хорнблауэр вслед за своими людьми спрыгнул в шлюпку «Принцессы», почти все, кто были с Бэдлстоуном – в шлюпку брига. Хорнблауэр привстал на цыпочки, одной рукою держась за фор-руслень, а другой по-прежнему сжимая узел из одеяла. Отсюда он еле-еле мог видеть кренящуюся палубу, по которой среди рангоута и порванных снастей перекатывались мертвые тела. Однако на вантах по-прежнему горели два фонаря, дверь по-прежнему закрывалась и открывалась, выпуская сноп света. Герни, видимо, втолкнул под казенную часть пушки еще один клин, и теперь жерло под крутым углом указывало в люк. Они с Бэдлстоуном отошли от пушки, и Герни дернул шнур. Оглушительный рев, слепящая вспышка, клуб дыма и дикие крики из-под палубы. Последние англичане – Бэдлстоун, Герни и те, кто охранял люки и пленников, – бегом бросились к шлюпкам. Бэдлстоун, замыкавший отступление, обернулся и выкрикнул что-то яростное, прежде чем спрыгнуть в баркас брига. Хорнблауэр выпустил руслень и сел на кормовое сиденье.
