Потом пришла очередь вещей. Дизайнерские сумки, почти новые туфли на шпильках, которые она так любила, но которые теперь казались артефактами из другой жизни, даже некогда любимое кашемировое пальто – всё уходило за бесценок через онлайн-барахолки. Каждый проданный предмет ощущался как ампутация, как отсечение еще одного кусочка её прошлой идентичности. Она больше не была Алиной Лебедевой, успешной женой перспективного бизнесмена. Она становилась никем, женщиной без прошлого и с очень туманным будущим.
Разговоры с родителями превратились в пытку. Мать, живущая в другом городе, вздыхала в трубку, перемежая слова сочувствия с упреками («Я же говорила, Алина, нельзя так слепо доверять! Мужчинам верить нельзя!»), но реальной помощи предложить не могла – их скромной пенсии едва хватало им самим. Отец, всегда гордившийся зятем, замкнулся, явно чувствуя неловкость и стыд.
Попытка позвонить Ирине, когда-то ближайшей подруге, обернулась полным провалом. Ирина, чья жизнь протекала в привычном русле светских раутов и обсуждений последних коллекций, выслушала сбивчивый рассказ Алины с плохо скрываемым ужасом и… отстраненностью. «Кошмар, Алинка, просто кошмар… Держись там. Ты сильная, справишься», – пролепетала она и быстро свернула разговор, сославшись на срочные дела. Алина повесила трубку, чувствуя себя не просто брошенной, а выставленной на позор, словно заразной больной, от которой все инстинктивно шарахаются. Круг её прежней жизни замкнулся, оставив её снаружи, в холоде и одиночестве.
Уведомление о выселении пришло быстрее, чем она ожидала. Сухие строки на бумаге не оставляли надежды. У неё было две недели, чтобы освободить квартиру. Две недели, чтобы найти новое жилье и перевезти остатки их прежнего мира.
Поиски квартиры превратились в еще одно унижение. Скромный бюджет, наличие маленького ребенка и отсутствие официальной работы делали её нежеланным арендатором. Наконец, через десятые руки, нашлась комнатушка на самой окраине города, в старом, обшарпанном доме с темным, пахнущим кошками подъездом. Крошечная кухонька на две семьи, санузел в конце коридора. Это было дно. Но другого выбора не было.
Процесс упаковки вещей стал молчаливой пыткой. Вот фотоальбом с их свадьбы – она спрятала его на самое дно коробки, не в силах смотреть на их счастливые, лживые улыбки. Вот любимая мягкая игрушка Киры, которую придется оставить – она слишком большая для их нового «жилья». Каждый предмет вызывал волну воспоминаний, острых, как осколки стекла. Алина работала механически, стараясь не думать, не чувствовать, превратившись в робота, выполняющего страшную, необходимую работу по демонтажу собственной жизни.
В день переезда шел дождь. Мелкий, противный, он словно оплакивал её рухнувшие надежды. Грузчики, угрюмые мужчины с безразличными лицами, выносили немногочисленные коробки и уцелевшую мебель – старый диван, детский столик, пару стульев. Кира жалась к Алине, испуганно глядя на опустевшие комнаты.
– Мамочка, а куда мы едем? А папа там будет? – её тоненький голосок дрожал.
– Мы поедем в наш новый домик, солнышко, – Алина с трудом выдавила улыбку, прижимая дочь к себе. – А папа… папа пока не сможет с нами жить, он очень занят.
Ложь давалась ей всё труднее.
Новая квартира встретила их запахом сырости, старой краски и чужой, неуютной жизни. Тусклый свет едва пробивался сквозь грязное окно, выходящее на стену соседнего дома. Обшарпанные обои, скрипучий пол, теснота, давящая со всех сторон. Это было так не похоже на их светлую, просторную квартиру, что у Алины перехватило дыхание.
