Горько
усмехнувшись, я покачала головой: говорю
почти стихами... бессмысленными стихами.
Вокруг
меня шумели многовековые деревья,
напоминая мне мудрость Соломонова
кольца — о том, что всё пройдет.
И
эта боль, которую я сейчас испытываю,
тоже пройдет... когда-нибудь.
А
пока мне надо просто перетерпеть её —
как визит к стоматологу или растяжку,
которую я теперь делаю каждый вечер
после работы: не хочется, всё тело болит,
но надо.
Я
так глубоко ушла в свои мысли, что не
заметила, как замолчала и Марианна.
Но... напряженной тишины между нами не
было — хотя мы молчали, но с нами говорил
лес.
Так,
мысленно общаясь с природой, мы вышли
к озеру — и меня снова восхитили красоты,
окружавшие нас сейчас: величественная
дикая природа, словно мать, давно
ожидавшая своё беспутное дитя назад,
домой, распахнула передо нами свои
объятия.
Я
чувствовала себя крохотной песчинкой,
заглядывающей в глаза Живой Вечности,
и в то же время ощущала, что я сама —
часть этого Природного Величия.
Мы
не просто так приходим на эту Землю, не
просто так здесь живём — для каждого
из нас у Создателя есть свой план...
Я
не сдержалась — и заплакала, в то же
время чувствуя себя жутко неловко от
этих глупых, сентиментальных слез. Я
попыталась встать таким образом, чтобы
Марианна не заметила их на моём лице,
но девушка предвосхитила моё движение.
Она
встала рядом со мной и вдруг крепко
обняла меня.
—
Не
все способны почувствовать эту окружающую
силу, — сказала она загадочно. — Но ты
смогла, и всё будет хорошо.
—
Надеюсь,
— всхлипнула я, думая о своём.
О
неудавшимся браке. О собственной
неприкаянности. О доме, которого нет. О
счастье, которое не случилось.
—
Мы
сомневались, — вдруг призналась мне
Марианна. — Человек, да ещё ничего не
знающая... Но Василиса Игнатьевна
настаивала. Говорила, что всё получится...
мир меняется, и мы можем попробовать.
Марианна,
слегка отстранившись, улыбнулась мне.
—
Всё
будет хорошо, — повторила она, давая
мне возможность достать из рюкзака
бумажный платок и вытереть слезы.
И
пока я занималась своим лицом, она
глубоко дышала, явно наслаждаясь
окружающей нас красотой.
—
Знаешь,
меня тоже завораживает этот вид. —
Девушка тряхнула волосами. — Меня
воспитали с мыслью, что мы хоть и хищники,
но не убийцы...
Марианна,
не завершив фразу, сделала странный
жест рукой.
—
...
но находясь здесь понимаешь — чтобы
сохранить всю эту красоту для следующих
поколений, иногда можно рискнуть одной
единственной жизнью.
—
Что?
— не поняла я.
Марианна
вздохнула.
—
Мой
дед всю свою жизнь отдал этой земле... —
Моя провожатая грустно улыбнулась. —
Сначала, конечно, образно — родился
здесь, вырос, работал, сохраняя всю эту
красоту. А затем в прямом смысле этого
слова отдал свою жизнь этой земле.
И
поскольку я всё ещё не понимала, Марианна
пояснила:
—
Покончил
с собой, когда понял, что сходит с ума.
Я
вздрогнула, представив себе этот ужас.
Но Марианна так спокойно сейчас об этом
вспоминала... что это не укладывалось у
меня в голове. Но кто я такая, чтобы
судить... со своими бы скелетами в шкафу
справиться — развестись легко, но как
забыть все свои чувства: любовь, надежду,
веру в общее будущее?
—
А
я своего дедушку никогда не видела, —
ответила я, решив всё же поддержать
разговор. — Отец у меня детдомовский
был, так что никаких родственников с
его стороны, а у мамы...
Я
махнула рукой.
