Хозяин жизни - страница 14

Мама идет рядом с моим мужем, он ей что-то бурно рассказывает.

— Ох, уж эти сталинские репрессии — сколько лет прошло, а тема до сих пор муссируется — зачастую, не в научных, а в политических целях, — размахивает руками Артур. — Я сейчас готовлю большой документальный фильм по данной теме, но решил выйти на улицы и опросить народ, так вот…

— Боже мой, Артурчик, у тебя же свадьба, — перебивает его Катька, отклеивая моего супруга от моей матери.

Смеюсь, замечая, что последняя смотрит на подружку с благодарностью.

— Так вот, я вышел опросить народ о том, что они знают о репрессиях 30-40-х годов, понимают ли причины, суть и масштабы этих событий, как относятся к «большому террору» и считают ли, что был «геноцид русского народа» при советах. Уже чуете годноту? — успевает он кинуть в мамину удаляющуюся спину.

— Да, Артурчик, мы все понимаем и чуем, пойдем. Всем это очень интересно, — берет она его под руку.

А я, черкнув взглядом по толпе гостей, выходящих из зала, совершенно случайно натыкаюсь на «любимого» свекра.

Темные глаза смотрят на меня с прищуром, я как будто снова слышу его обидные слова и резко отворачиваюсь. Во спасение просовываю руку под локоть Артура, с другой от Кати стороны.

Все гости, присутсвующие на свадьбе, обгоняют нас. Мы втроём остаемся позади, так как Катька, замешкавшись, зачем-то возвращается в зал. Я подбираю подол, Артур притормаживает. Мы ее ждем. Она ускоряется и, не вписавшись в проем, ударяет ногу о косяк двери. Тут же начинает стонать, допрыгивает до ближайшего стула и разувается. Кожа на туфлях совсем мягкая. Можно сказать, что Катя ударила босую ногу.

— Эй, ты в порядке? — Артур первым спешит на помощь.

Я, снова подобрав юбку, бегу к ним. Муж присаживается на корточки и берет ее ногу в ладони, разглядывает, сгибает лодыжку, шевелит пальцами. Крайний на глазах увеличивается в размерах и становится фиолетовым.

— Где этот Петька, когда он так нужен? — кривится от боли подруга.

Я, побегав по зданию, выхожу на улицу. Но парня подруги нигде нет. Когда я возвращаюсь, Артур стоит на коленях и разрывает зубами пластырь.

— Похоже, она мизинец сломала, — отвечает он, не поворачиваясь, услышав мои шаги.

— О боже, — закрывает Катька лицо руками, — мне надо в травмпункт, на снимок.

— Какой ужас.

— Тише, барышни, не сотрясайте воздух. Кость не торчит, палец не выгнулся в обратную сторону, — раздался тугой звук рвущегося пластыря, — значит, лечение будет таким, — примотал мой муж поврежденный мизинец к соседнему пальцу.

— И все? — шокировано таращит глаза Катька.

— А то, — подмигивает Артур, — а знаете ли вы, дамочки, что в девятнадцатом веке немец Бойерсдорф нанес на кусочек льняной тряпочки природный каучук, сосновую смолу и окись цинка, для лучшего заживления царапин. И так был изобретен лейкопластырь.

— Пойдем, — смеюсь я, поднимая мужа с колен, — ходячая ты моя энциклопедия.

— Здравствуйте, а я? — верещит Катька. — Я не могу идти. Петька!!!— кричит подруга. — Отклею пластырь, найду другого! — злится, сползая со стула и устанавливая ногу на пятку.

— Я помогу, — подхватывает ее на руки Артур и идет к выходу.

— Ой, мне так неудобно, не надо было, — лопочет Катька.

И мы втроем выходим на крыльцо, где гости рассаживаются по машинам и микроавтобусам. Вернее, мы с Артуром выходим, а Катька выезжает на его руках. Она что-то говорит, а я растворяюсь в звуках ночи. Разного цвета, украшенные цветами и лентами, автомобили стоят в ряд. И только одна, в конце очереди машин, черная как смоль «ауди» последней модели, выделяется блеском бампера и изящностью тонких линий. Присев на капот, на ней курит отец моего мужа. Резко отворачиваюсь. Потому что не могу выдерживать этот его темный, дьявольский взгляд. Автоматически прижимаюсь к мужу ближе, чтобы уберечь себя от этого бесовского наваждения.