Хозяйка болот - страница 9

– Юная леди, встаньте, – прищурилась учительница. – Не смейте говорить со мной в подобном тоне. Пожалуйста, покиньте класс.

Это означало: «Иди в кабинет директора и ожидай там своей незавидной участи».

В дверях я повернулась и бросила последний взгляд на Эстель, и та сочувственно скривила рот. Миссис Эббот подталкивала меня, как призового теленка, и вместе с ней я потопала по унылым черно-белым плиткам к тому, что мы назвали «Чистилище училища».

Пока миссис Эббот беседовала с директрисой, я с колотящимся сердцем сидела в коридоре. Учительница вышла, и я приготовилась к лекции, наказанию и еще одной лекции. Вместо этого миссис Эббот неловко взяла меня за руки своими пухлыми ладонями.

– Прости, Лони. Мне так жаль.

В тот день я прошагала по коридору, хлопнула шкафчиком и проглотила свой несъедобный ланч, и вдруг меня осенило: другие люди знают что-то, чего не знаю я. До тех пор я заставляла себя забыть слова, что долетели на верхний этаж в тот день, когда мой отец не вернулся домой. «Преднамеренно… грузила… не в себе…» Потом все говорили о несчастном случае, а значит, капитан Шаппель имел в виду не то, что я подумала. Должно быть, он сказал «непреднамеренно».

Но вот тогда, четыре года спустя после трагедии, все вдруг сложилось.

Ни один человек в городе больше себя так не разубеждал. Глупое сочувствие учительницы показало мне, что и она, и директор, и каждый засаленный пубертатный школьник, спешащий мимо меня в коридоре, проводили знак равенства между моим отцом и тем парнем с лезвиями из книги Стейнбека. Вот только персонаж романа вернулся домой.

Наша церковь учила: суицидники попадают прямиком в ад, а не проскакивают участок и не получают двести долларов, как в «Монополии». Нам страховку выплатили. А что с раем? Апостол Петр видел бланк с пометкой «Несчастный случай»?

Возвращаюсь в больницу и вручаю матери палочки.

– Лони, как хорошо, что ты пришла. Послушай, я заболела. – Она с трудом дышит. На палочки даже не смотрит. – Слышишь? Мокрота в легких. Как в следующий раз пойдете с папой на болота, скажи, чтобы он принес мне листья восковницы. Не надо весь куст, просто горсть листьев. Сделаю ингаляцию.

Что с ней, помутнение рассудка? Я вспоминаю о папе, и она вдруг о нем вспомнила? Ей кажется, что он просто отлучился. Тогда мне, получается, сколько? Десять-одиннадцать лет?

Возвращаю нас обеих в реальность.

– Мам, я тебе ватные палочки принесла.

Как же наше правило? Не упоминать отца. Правила надо соблюдать.

– Восковница при мокроте – первейшее средство, – отвечает мать.

Народные рецепты не притворство, она выучилась им у папиной матери, бабули Мэй. Но изначально мама вовсе не интересовалась травами. В шестнадцать она дебютировала в Таллахасси в белых перчатках и вечернем платье, танцевала с папой котильон. Оба ее родителя были профессорами – дед в области зоологии, бабушка в классической литературе – и прочили ей карьеру концертирующей пианистки. Брак с моим отцом положил конец всему.

Бабушка Лорна отвела лекцию по философскому подходу в Древней Греции и потратила час на дорогу в Тенетки, чтобы сказать: «Рут, даже если выходишь за Бойда, ты не обязана мимикрировать под него».

Но моя мама приспособилась к сельской жизни и почерпнула больше знаний о травах и садоводстве у свекрови, чем у собственной матери о выращивании роз.

Теперь, стоя в небольшой палате, она говорит: