И наконец… черный шоколад с примесью изысканных пряностей.
Виктория открыла глаза и потрясённо посмотрела на Рэя:
– Это даже лучше, чем я ожидала… – честно призналась она.
Рэй широко улыбнулся, но на сей раз без самодовольства. Глаза его сияли.
– Тебе, и в самом деле, нравится? – почти смущенно спросил он.
– Нравится? – переспросила Виктория. – Нравится, не то слово! Я… – она замолчала, чувствуя, как её шею и щеки вновь охватывает жар. – Я вложила в это вино всё, что чувствовала. Все те… эмоции, которые не могла выразить словами и всё равно чего-то не хватало, но пришел ты… – она не выдержала и всё же сделала то, чего не нужно было делать, но чего ей очень хотелось: в порыве чувств она обняла его:
– Спасибо!
И на этом стоило бы отстраниться, но её переполняли эмоции и те самые чувства, чтоб их! И она поцеловала его, обмирая от собственной смелости и… ужаса.
«Что я творю? Боги милосердные, что я творю?» – пронеслось у неё в голове прежде, чем на её поцелуй ответили.
И как ответили!
Так ее еще не целовали. По крайней мере, так ей казалось.
В поцелуе, которым её то ли наградили, то ли наказали, слились нетерпение, страсть и голод. Рэй целовал ее так, словно не просто не мог насытиться, но и не надеялся, что у него это когда-нибудь получится.
Она затрепетала одновременно от удивления, охватившего её бешеного желания и ещё большего ужаса.
Ужас пытался её отрезвить, но она его не слушала. И очень зря, потому что неподдельный восторг, прозвучавший в следующем восклицании, исторгся вовсе не из её уст или Рэя, а…
– У-ух ты-ы! – громко и звонко высказал своё отношение к происходящему Михеле и подумал, что его работа, оказывается, вовсе не так уж и плоха!
Рэй и Виктория резко отпрянули друг от друга и синхронно оглянулись на звук восторженного голоса, издателю которого, впрочем, уже было не до них…
– Оказывается и так можно было… А я вот не додумался… – с сожалением тем временем бормотал себе под нос мальчуган, вспоминая огромные голубые глаза его подруги Бьянки, ради которой он, собственно, и держался молодцом-огурцом весь тот день, несмотря на вялость и тянущую боль в затылке. Настоящему же мужчине всё нипочем! – Вот дура-ааак! – совершенно искренне резюмировал он теперь. Ему вот тогда даже восхищенного взгляда не перепало, а, глядишь, если б прикинулся умирающим, и его поцеловали бы!
Зато до них было Дэвиду, Джулии и целителю. Последнему, правду, намного меньше, чем первым двум.
– Замечательно. Просто замечательно! – саркастически пробормотала Виктория, застыв соляным столбом.
– Джулия? – совершенно искренне удивился Рэй, которого поцелуй конкретно так выбил из колеи. Точнее то, что он так резко оборвался.
– Ты всё ещё помнишь моё имя! Спасибо и на этом! – уперев руки в боки, язвительно фыркнула та.
– Конечно, помню, – столь же искренне заверил её Рэй, до которого только-только начало доходить в сколь неоднозначную ситуацию он попал. Он почесал затылок и выдал… ага, его, самое никчемное, что, впрочем, ничуть не мешает ему испокон веков удерживать пальму первенства среди наиболее часто используемых оправданий застуканных на горячем изменников и изменниц всех возрастов, видов и народов:
– Джулия! Это не то, что ты думаешь! – опять и снова совершенно искренне заверил он.
– Да неужели? – если бы яд и сладость, которыми было пропитано это восклицание, можно было собрать, их вполне бы хватило, чтобы одну половину земного шара отравить и вторую – на веки отвратить от сладкого.
