– Коли стар ты, будь мне дедушкой. Коли середними годами, стань мне дядюшкой. А вот коли молод ты…
Она замолчала, кот увидел, выходя, как разгораются румянцем её щеки. Костяша, как обычно, промолчал.
***
Алёнка была спора на дело. Кот едва успел вернуться, как содержимое корзинки было порезано, уложено в чугун, залито ключевой водицей, щедро посолено и поперчено и теперь пускало пузыри из-под крышки в глубине печи.
От варева шли столь вкусные запахи, что даже Котофей перестал дуться и решил простить Алёнке смертельное оскорбление.
– Пер-рвый и последний, мур, раз, – проурчал он в усы, ставя бутылочку с живой водой рядом с Костяшей на верхнюю полку шкафа. Чуть позже он в нетерпении переминался с лапы на лапу у задвинутой заслонки печи и то и дело спрашивал: – Готово? А теперича готово?! А сейчас?!
Алёнка открыла рот, чтобы ответить ему в десятый раз, когда вся изба задрожала и начала дёргаться, будто Чудышко вдруг решила попрыгать с ноги на ногу, чтобы погреться.
– Чего это она? – спросила Алёнка, озабоченно поправляя варево в печи.
– Напоминает, – мурлыкнул кот. Видя недоуменный взгляд хозяйки, пояснил. – Видела корни внизу под избой? Они, ух, какие крепкие. Тонкие, как верёвки, но прочные, как жила Горыныча. Едва изба опускается к земле, они сразу зарываются и ищут питание. Коли задержаться надолго, они так глубоко зароются, что потом не вытянешь.
– Да? Так может и не надо никуда бежать. Осесть в каком-нибудь славном месте, вот как тут… – Алёнка поглядела озерцо живой воды. Изба издала трель и переступила с ноги на ногу.
– Тут нельзя, – потёр усы кот. – Живая вода в большом количестве дурманит. К тому же изба по своей сути путешественница. Такой её создал Лесной Мастер.
Пол мелко задрожал, будто изба мелко подпрыгивала от нетерпения.
– Без путешествий она зачахнет, – вздохнул кот. – А ты целые сутки, считай, продрыхла. Сейчас её затягивает сеть лесных троп.
Алёнка нахмурилась. Казалось жизнь впервые начала налаживаться, после того, как Яга принялась её варить, а тут столько непонятностей.
– Э-э? И что это значит? – осторожно спросила она.
– Надо указать ей, куда ты хочешь отправиться, – ответил Котофей. – Яга говорила, коли дело перемещения пустить на самотёк, может занести в такую глушь, откуда будешь век выбираться.
Он сверкнул глазами, Алёнка ощутила лукавство. Никак желает её напужать, чтобы самому подсказывать, куда ехать. Она хотела возразить, но тут ей в голову пришла мысль, которая заставила обо всем позабыть.
– Котик, миленький. Что же это выходит… – она остановилась, чтобы унять внезапно начавшее рваться из груди сердце, – …выходит, что Чудышко может отвезти меня, как в сказке, куда угодно?
– Конечно, – Котофей приосанился и пригладил усы. – Наша изба – всем избам изба. Для неё нет преград.
Алёнке вдруг стало не хватать воздуха. Она потянулась рукой к шее и почувствовала под пальцами платок. С тех пор, как полученный ей от Дремучего Леса лоскут был пришит на своё место, она взяла за привычку касаться его губами и подолгу замирать. Это весточка от мамы. И пронёс её Дремучий Лес. А изба в Дремучем Лесу, как рыба в воде. Не означает ли это…
От этой мысли сделалось жарко. Алёнка выбежала на крыльцо и свесилась через перила. Изба стояла, выпрямив ноги, земля терялась далеко внизу за ветвями елей, корни вяло шевелились, сбрасывая комья земли. Озерцо с живой водой и вовсе мерцает, как оброненное в траве зеркальце. Даром, что такое глубокое.
