– Так, – обернулась я к Линаре, – передай мадмуазель Гвенадет и мадмуазель Реко, что девочки к ним больше не придут. И ни к кому не придут. С этого дня дети в «Милосердной Марите» будут обучаться грамоте и другим наукам, как им и полагается. Ни о какой работе в поле или в чужих домах не может быть и речи.
Инес и Вева переглянулись.
Повариха вытаращила на меня глаза:
– Но госпожа Сибилл! Как же так! Мы же договорились! Зачем этому отрепью грамота? Все равно толку с них не будет. Девки вырастут – и пойдут по рукам: прямая дорога в красный квартал. А эти гадкие сорванцы – будущие пьяницы да карманники. Научились считать до десяти, могут написать свое имя – хватит с них.
Я покачала головой.
«Конечно, в красный квартал, конечно, в карманники, – хотелось закричать мне. – Вы же у них собственными руками отбираете шанс на нормальную жизнь. Если с самого детства твердить ребенку, что у него нет будущего, его и не будет».
Но сказала я другое. То, что для таких, как Линара, было аргументом.
– Закон запрещает нанимать на работу детей младше двенадцати лет. Если кто-нибудь узнает, что мы… – я замолчала и посмотрела на нее многозначительным взглядом, позволив самой додумать мою мысль. – Проверка. Помнишь? Со дня на день ждем королевского ревизора.
Повариха побледнела до синевы и повторила дрожащим голосом:
– Ревизора…
– Да, ревизора.
С моего разрешения девочки побежали обратно в спальню. Было видно, что им не терпится поделиться новостью с подружками и обсудить перемены, наступившие в «Милосердной Марите»: теперь вместо того, чтобы мести двор, доить коз, таскать из колодца воду, они станут обучаться школьной грамоте.
– И книжки читать сможем. Представляешь? – услышала я восторженный возглас одной из воспитанниц. – Про принцесс и рыцарей!
По-утиному переваливаясь с ноги на ногу, повариха отправилась на кухню – варить суп на говяжьей косточке.
А я, когда распогодилось, засобиралась в гости к Сибилл Шевьер. Жила она не в приюте, а снимала комнату в гостином доме рядом с почтовым трактом. Надо было поискать ее сбережения, а еще посмотреть, какие из вещей можно продать, чтобы обеспечить сирот едой и нормальной зимней одеждой.
Глава 5. История Сибилл Шевьер, беда с раненым
Сибилл Шевьер родилась в семье зажиточного торговца. Ее отец, рыжий пухлощекий гигант, держал мясную лавку и был уважаемым жителем Шаборо. Ее мать, изящная шатенка с яркими синими глазами, обладала редкой для этих мест красотой и передала эту красоту дочери.
Наверное, поэтому изящная, как статуэтка, Сибилл Шевьер не желала довольствоваться судьбой, которая с детства уготовлена девицам ее положения. Вести хозяйство, коптить колбасу на продажу, помогать родителям за прилавком, а когда придет час, отдать свою молодость, красоту и трудолюбивые руки такому же, как ее отец, грубому мужлану среднего достатка.
Выйти замуж, нарожать детишек и продолжить пахать от зари до зари, но уже не на отца, а на супруга – нет, это было не для нее. Сибилл считала себя птицей высокого полета. Она была уверена, что заслуживает большего.
В какой-то степени я ее понимала. Уважаемый всеми добряк господин Шевьер, этот рыжий весельчак, душа любой компании, за закрытыми ставнями поколачивал красавицу жену на глазах детей. Просто так. Для профилактики. Ибо сам был горбат, плешив, за годы семейной жизни наел объемное брюхо, которое колыхалось над поясом штанов, а его супруга произвела на свет четверых и осталась свежа, как майская роза.
