– Ну, я так понимаю, что ты дрянь, гадюка подколодная, решила в молчанку сыграть. Ну-ну, поглядим, надолго ли тебя хватит, – кивнув палачу, Софья неспешно добавила, – начинай.
Удары сыпались мерно, кнут тяжело опускался на девичью спину, кожа лопалась, и кровь стекала на пол.
Даша молчала, с каждым ударом чувствуя, что не слабеет, наоборот, силы становилось всё больше и больше.
Злость к творимой княгиней несправедливости превращалась в волны страха и ненависти, которые медленно и неотвратимо исходили от неё, и подобно червям, проникали во все естественные отверстия находившихся в конюшни людей.
Первым не выдержали, дворовые бабы и с воем, полным ужаса женщины выбежали вон. За ними вылетели оба конюха и бросились прочь.
Афанасий почувствовал, как холодные скользкие пальцы смерти сжали его большое горячее сердце. И что-то острое вошло между лопаток. В глазах у палача потемнело, кнут выпал из рук, и он почувствовал как его душа, бросив здоровое, сильное тело, уносится куда-то прочь, на встречу с неведомым.
Когда через некоторое время в конюшню всё же решились зайти, то даже у видавшего виды плешивого, управляющего с широкой вороватой рожей, волосы на теле зашевелились от ужаса:
На полу конюшни в луже крови лежал кат, а молодая госпожа сидела в кресле с остекленевшими глазами, гримасой ужаса на лице и совершенно седыми волосами.
Черноволосая, молодая женщина за четверть часа, превратилась в поседевшую развалину.
На лавке никого не было. Куда исчезла «воспитанница» было решительно непонятно. В конюшне её так и не нашли, да и в поместье тоже. Никто ничего не видел, а если и приметил что, то наверняка молчал, то ли от страха, то ли по другой причине, нам не ведомо.
Софья Турусова так в себя и не пришла, ну в смысле умом она тронулась . Хозяйство пошло прахом, а вскорости нашли её в доме мёртвой.
Удавилась она. Сама в петлю влезла, а может, помог кто, о том было много слухов. Даже из Москвы приезжал дознаватель, допрос учинял, но так толком ничего и не выяснил.
А вскорости, и молодого князя привезли домой в гробу. Нашли горемыку ночью с ножиком в сердце, поблизости от резиденции российского посла во Франции. Так и похоронили их обоих рядышком со старым хозяином.
Такая вот история.
«Какое она имеет отношение к нашему повествованию?» – спросит читатель.
Отвечу: « А шут его знает какое. Просто в предместье Гавра, на западе Франции, на тихой улочке Виардо, что недалёко от порта, поселилась простая цветочница, купившая добротный двухэтажный домик с садиком, обнесённый двухметровым забором из дикого камня, за весьма приличные деньги».
Ничем примечательным она не отличалась, кроме того, что была молода, красива и помимо цветов, которыми торговала на городском рынке, ещё неплохо говорила по-русски, по-польски, и ловко писала прошения.
А ещё она была вхожа к королевскому интенданту провинции Гавр – фактическому хозяину города и обширных земель его окружающих.
Фавориткой или любовницей господина Каллона, она не была, но могла заходить в его резиденцию свободно и её беспрепятственно к нему пропускали. В этом тоже была какая-то загадка, тем более что цветочницу звали Дарья Керн. Вот такое необычное французское имя.
Эта фамилия ещё всплывёт в российской истории и даже останется в её анналах, но это будет позже, значительно позже.
***
О князь-кесаре Фёдоре Юрьевиче Ромодановском много чего ходило в народе: "Сам собственноручно головы стрельцам рубит, кровь людскую кружками натощак пьёт, а которого дня не испив, так и хлеб жрать не может. Людей невиновных, огнём и железом самолично пытает. Зверь, а не человек. Сам царь его боится".
