– Не знаю, как с этим обстоят дела в Берзане, а у нас даже раб может стать уважаемым человеком и в конце концов получить свободу, – пояснила я. – Особенно те, кто умеет читать и писать. Хорошее образование получают только аристократы, жрецы и те, у кого хватает заплатить за обучение в одной из школ. А это, как ты наверняка уже сам догадался, зачастую дети либо аристократов, либо жрецов. Соответственно, если в книжной мастерской будет работать грубый, необразованный человек, это плохо скажется на ее репутации. Даже если он всего лишь подносит иллюстратору краски или подметает пол.
Аштар молчал, опустив голову. Внезапно я поняла, отчего мне с ним так не по себе. Не только из-за его явной физической силы, но и из-за того что он не хочет смотреть в глаза. Прячет их. Оттого и создается впечатление, что эльф либо лжет, либо издевается.
– Вы хотите понять, достоин ли я такой милости, как работа в мастерской, – утвердительно произнес он.
– Да. Ты будешь привлекать внимание, Аштар. А следовательно, и я, как твоя хозяйка. Все, что ты сделаешь, отразится на мне.
Он опять помолчал, затем повернул голову, посмотрел на книгу, которую я положила рядом с собой на сиденье, и вдруг продекламировал:
– В том не любовь, кто буйством не томим,
В том хворостинок отсырелых дым.
Любовь – костер, пылающий, бессонный…
Влюбленный ранен. Он – неисцелим!1
Голос у него был поставлен очень хорошо, мог звучать громко и твердо, когда требовалось. Я поймала себя на том, что одобрительно киваю, хотя от полководца сложно было бы ожидать невнятной тихой речи.
Скорпионий хвост! Оказалось легко забыть о том, кто перед тобой, когда Аштар так покорно себя ведет. Может, на то он и рассчитывает?
– Что это за стихи? – спросила я.
– Человека по имени Хилайят, который написал эту книгу, – дроу указал на томик на моих коленях. – Он умер около ста лет назад. Сборник стихов – единственное наследие, которое он оставил.
Вспомнив дурацкие четверостишия, я поморщилась.
– Жаль. Ему было бы лучше заняться чем-нибудь другим.
– Он нашел отклик в сердцах сенавийцев, – мягко возразил Аштар. – Его стихи переписывают даже спустя век, это любимый поэт его высочества Элая.
– И что же такого особенного в его произведениях, по-твоему?
– Он воспевает краткость человеческого века и призывает ценить такие радости, как любовь, потому что они длятся всего миг, но согревают сердце целую вечность.
Я покачала головой. Ничего подобного я там не увидела.
– Это твое мнение или принца Элая?
– Мое.
– Его высочество, вероятно, думает точно так же? – усмехнулась я.
– Возможно. Его высочество никогда мне об этом не говорил.
– Тогда за что же, по-твоему, он любит этого поэта?
– За то, что его стихи – это зеркало, в котором его высочество видит себя.
Я нахмурилась. То ли я чего-то не знаю об Элае, то ли мне опять мастерски дурят голову.
Слуга тем временем принес несколько листков бумаги и чернильницу с гусиным пером, которые положил перед Аштаром.
– Умеешь писать на нашем языке? – спросила я.
– Немного.
– Покажи.
– Что мне написать, госпожа?
– Что хочешь.
Он подвинул лист к себе и откупорил чернильницу. Я следила за его движениями – точными, четкими. У эльфа были длинные пальцы, благодаря которым руки казались изящными, но крепкие запястья свидетельствовали о том, что принадлежат воину. Я задержалась на них глазами и вздрогнула. По плечам будто прошелся холодный северный ветер.
