В Хелсаррете обучали не только магии, но и вполне земным наукам. Медицине в том числе. Шрамы на руках и пальцах Аштара выглядели так, словно их много раз целенаправленно ломали, сращивали, а затем ломали вновь.
Такого можно было добиться только с помощью колдовства. Ходили слухи, что среди королевских палачей и правда есть маг. Конечно, в полном смысле слова его так нельзя было назвать – обучение в Хелсаррете он не окончил, иначе я бы знала об этом. Однако и крохи дара можно отточить до такой степени, чтобы стать в чем-то мастером. Говорили, этот палач платит цену особым образом – он истязает жертв, затем забирает их боль на себя, чтобы исцелить, и получает от этого извращенное удовольствие.
Сложно было представить, сколько этот урод работал над Аштаром. Может быть, все те полгода, что его держали в темнице.
Сердце сжалось от жалости. Дроу убил захватчиков, которые пришли в его страну. Так сделал бы любой, кому дороги его родина и народ. Аштара на самом деле истязали не за то, что он убил вражеских военачальников, а за то, что он поднял руку на драконов.
Он не заслужил страданий, которые ему причинили. Как и моя семья ничем не заслужила того, что их всех перерезали.
Хотя прошло два года, эмоции по-прежнему накатывали волной, грозя захлестнуть по голову. Я глубоко вдохнула, стараясь сдержать их. Сейчас не время и не место для горьких воспоминаний.
Аштар истолковал мой вздох по-своему.
– Вам не нравится, что я пишу, госпожа?
Прочистив горло, я попыталась сосредоточиться на движениях пера. На удивление дроу водил им по бумаге твердо, многократно изломанные руки не дрожали и выписывали ровные, четкие буквы без клякс. Почерку недоставало красоты, но это мелочь – к работе переписчика раба и так не допустят, по крайней мере не сразу после приема в мастерскую. А что за текст появлялся на желтоватой бумаге…
Сначала я подумала, что это очередное пошлое стихотворение из той книжки, затем поняла, что нет – рифмы и слоги не складывались. Щеки стали разгораться, хотя на сад уже опускалась вечерняя прохлада.
Эльф писал быстро, глаз выхватывал только отдельные словосочетания. Золотые кудри, губы словно лепестки мака, шея белее и изящнее лебединой, расцветающие под полупрозрачным шелком платья бутоны сос… Что?!
Я в ужасе бросила взгляд на собственную грудь. Платье было белым, никак не полупрозрачным и совершенно приличным – ничегошеньки под ним не просвечивалось.
– Ты что такое пишешь?! – возмутилась я.
– Простите, госпожа, – рука эльфа замерла. – Мне показалось, вы читаете с интересом.
– Нет! Да как ты вообще посмел!
Сердце колотилось, как будто… как будто… У меня даже сравнение не получалось подобрать от негодования.
– Еще раз нижайше прошу прощения. У нас в Берзане принято без страха и стыда восхищаться красотой, если видишь ее в вещи или в живом существе.
– Ты сейчас не в Берзане! Не делай так больше. Здесь тебе за такое могут глаза выколоть.
– Вы так не поступите, – тихо, но совершенно спокойно произнес проклятый эльф.
– Это почему?
– Если всем выколоть глаза, кто будет восхищаться вашей красотой?
– Тебе могут отрубить руки, которые написали похабство!
– Похабство? – плечи Аштара поникли. Он расстроенно посмотрел в собственный текст. – Я старался, чтобы это было красиво, но война всегда удавалась мне гораздо лучше, чем поэзия…
– Ты меня вообще слышишь?
– Конечно, госпожа. Вы говорили, что мне могут отрубить руки. Но так вы тоже не поступите.
