Из-под куста другой явил явление,
Другой летел на смерть, не в полон.
А дело было просто:
Многие идут за друга – не в салон.
А этот же – не испугался он погоста,
И мужеству той птицы он отдал поклон.
Такое-то бывает часто и средь птиц.
Не знаю я, кто делает таких,
Но много на земле прекрасных лиц,
Кто с лёгким сердцем так умрёт же за других.
СОВА И МЫШЬ
Сова летела так бесшумно,
Как у вязальщицы платок на спицах,
И к мыши подлетела вольнодумно,
Не было слышно шума от синиц.
И закогтила мышь – жила бездумно,
И в лампочках ей показалось небо.
– Ой, совушка, ты так летаешь тут бесшумно,
И ела бы ты лучше бы кусочки хлеба.
Могла ты по-хорошему – вспугнуть…
Ведь хорошо я знаю в норку путь.
– Какая ты здесь мелочная!
Зато тебя, мышь, быстро съем,
И в горле не будешь, как кость поперечная,
Не поделюсь тобою я ни с кем.
– Эх, совушка, то для тебя мелочь.
А для меня – то конец всей жизни.
Что тут, как по-пустому, нам толочь?
Моя кровь,в горло ядом брызни!
Здесь её там наступила жизни ночь.
ЛЬВЕНОК И КРОКОДИЛ
Львёнок подошёл к стоячей раз воде,
Он был зол и свиреп.
Днём побывал он в разной там беде,
И от удара копытом он чуть не ослеп.
В ярости тот думал, что крокодил – лев.
Он от удара тупотак соображал.
Легко он, на зад там присев,
И выдал морде своей он оскал.
Он рыкнул и ударил по реке –
Того, кто на него смотрел.
Это глупых всех удел.
И по ней пошли круги.
Был большой там невдалеке –
Крокодил сидел в куге.
В ярости лев так воду бил,
Всё вокруг тем замутил.
Крокодил, тот нападает там, где плеск,
Добывает так себе присест,
Так учили папы.
И попал он головой так под ярость лапы.
И лежал он, оглушённый, там на дне.
А лев, ярость он свою так сбил,
Видел он при ясном дне –
Морду в пасть он превратил.
– Что?! – издал свирепый рык,
В пасти так дрожал тут язык.
– Ну что, от меня ты получил?
Морду я твою в пасть превратил!
Жаль, что ты не плыл,
А то бы с тобою не такое сотворил.
Сын-то чей? Наверно, сучий…
Не знал – спас тут его просто случай.
ВОРОНА И СИНИЦА
Ворона в Индии была.
Пророчицей же Пава там слыла.
Когда там Пава та усердно всё кричала,
Местные там знали – то дождей начало.
Потому его боготворили все,
И честь, почёт! Так, позволяли есть посев,
Не прогоняли его с полей
И были в восхищении от всех его затей.
Ворона позавидовала там ему,
Решила предсказательницей стать всему.
И вот на родине на дерево летела,
Ботинком на сук села.
И начала своё «кар», снова «кар».
Как говорят, лицом показывала свой товар.
Но обращали тут внимание так мало,
И славы, словно Паве, ей не перепало.
Синица к дереву тут подлетела,
Враз села и по-птичьи тут запела:
– Каркуша, что дерёшь ты горло?
Какая так беда тебя припёрла?
– Хочу дождь криком я нагнать
И предсказателем погоды стать,
Чтоб был почёт и честь
И со стола там полного всё есть.
Пророки – нашей жизни то пороки,
И предсказатели трещат – сороки.
Так Нострадамус – человечества дурак,
И каждый переводит – эдак, так.
И подгоняют перевод под наше время –
Его у каждого там целое беремя.
И, как умом, тут восхищаются все глупостью его
И зализали, как корова соль, всего.
Он написал бы лучше штук пять басен,
И труд его был не напрасен.
Когда тут вникнут и поймут соль, суть,
То тех вперёд ногами понесут.
Я в баснях не ору на всех, притих,
Даёт мне право делать вольный стих.
А некоторые считают – я псих.
Кропаю басни я один тут за пятерых.
А я считаю – думы те мои светлы,
Пусть похоронят у ветлы.
Не нужен памятник тут мне,
Я сознаюсь, что вижу я его во сне.
