– Ить-ить! – подал посиневший от страха Гришка звук.
– Что ж вы делаете, ёбаный влот! – выговорил Юрец, захлёбываясь слюнями, и, выплюнув их, добавил: – Не троньте его, ёп вашу мать!
– «Ёп вашу мать»! Нет, ты слышал, что сказал этот… – начал было Сафон, но тут оборвал его взрослый пропитой голос:
– А ну, нахуй-блядь, разойтись нахуй-блядь! Что столпились там, еби вашу мать! Наркоманы, блядь, нахуй-блядь!
На последней фразе Сафон уже догонял у дороги высунувшего по-шакальи язык и прихрамывающего Свища (Никитка успел треснуть его как следует палкой по ноге).
– А вы что, мелюзга, сопли жуёте?! Не можете пиздюлей вставить, нахуй-блядь, сука-блядь?!
Ребята стояли понурив головы.
– А как вы ебаться собираетесь, а?! Во, блядь, взрастили-то молодёжь! – ухмыльнулся мужик и, махнув на детей рукой, хотел было развернуться, но услышав вдруг осмелевший голос Юрца, которому стало обидно за своё половое развитие, остановился:
– С тобой ебаться что ли?
– Ах, вы, пиздюшки, нахуй-блядь!.. – побежал было за ними мужик, но упал, налетев на метко всунутую Никиткой в ноги ему палку.
– Ну, бля-я-я-ядь!! – заревел медведем мужик.
Но ребятки уже убежали.
– И чё это мы только на мужике расхрабрились? – рассуждал Никитос. – Надо было и этих козлов охуячить.
– А чё он так говорит?! – обижался Юрец. – Его самого бабы не целуют – вот он и заорал на нас, что мы, мол, того – неопытными останемся. Козёл! А я сам у ларька слышал, как теть Зоя-то сказала про него, что его хуем только груши околачивать. Толстый, говорит, да вялый всё…
– Тёть Зоя знает, – утвердил Никитос.
Эх, сколько же в душах наших духовности да задушевности – да задушенности, душенины и духоты… Это я сам с собой, не обращайте.
А что же Сафон? У Сафона шло всё по накатанной. С тюбиком клея за душой он ушёл как-то в ночь неизвестно куда. Слышал я потом, что сначала он нашёлся среди дегустаторов, а после зарекомендовал себя как главный смеситель вин и создатель ядрёной водки «Свинопас», выпущенной по стране небывалым количеством и переименованной позже в «Пастушок-Степок», но, в конце концов, совсем запрещённой. На этикетке её было написано: «Приносит и радость и радение!»
А мы желаем дальнейшей удачи Сафону на химико-водочном поприще и двигаемся дальше.
***
Чтобы написать хороший рассказ, нужно непременно услышать за день три раза «спасибо». Так говорил мой отец (то есть не про рассказ, но про спасибо безотносительно к чему либо).
Сегодня я уступил в метро место чёрнокожему старцу-бродяге (негры так давно живут на Руси, что успели состариться и обнищать). Он сказал мне что-то вроде:
– Плизми мани хэлп!
Я ответил:
– Не за что, братка!
Негр посмотрел на меня сурово, будто собирался ещё что-то добавить, но, видимо, постеснялся – побоялся недооценить словами моего поступка.
Поскольку басурманские языки я принципиально не изучаю, то порешил для себя, что сочту эти три его словца за слова благодарности в разных вариациях на русском. К примеру: «Спасибо!», «Благодарствую!» и «Сочтёмся, брат!»
Вообще мне нравятся некоторые ненашенские слова, которые часто слышу я в буржуйских фильмах. Вот, например, «Пьюдефол!» или «Эвридэй!» Ну, «Пьюдефол-то!» он и у негров «Пьюдефол!» Звучит, как льётся. А вот «Эвридэй!» – иного толку. Такое говорят, когда после «Пьюдефол!» проснулся утром живой – пусть не в своей кровати, пусть не в кровати вообще, но живой, мать твою, живой!
