– Чего ты добиваешься? – тихо спросила, внезапно устав ото всего. От Йены, учившейся только тому, как соблазнять мужчин, от тени мамы, высохшей и страшной. От страха за бабушку, совершенно седую, сморщенную как кора трухлявого дерева. Она даже со своей палкой ходила, опираясь боком на стену, в любой момент могла не встать с кровати. Как мама.
В горле встал комок и Тай его сглотнула, боясь разреветься. Йена взирала на нее холодными прозрачными озерами как на досадную помеху, ничуть не переживая о том, о чем должна была беспокоиться в первую очередь. Нетерпеливо подергивала рукой, напоминая, чтобы отпустила. Ее бессердечность приводила в отчаяние.
– Когда ты успела стать такой?
Обе вздрогнули от грохота в дверь. Снова застучала клюкой Таната.
– Я открою! – прокричала Тай, уже зная, с чем пришли. Неважно, кто, жалобы приносили до тошноты стабильные.
– Тай, – недовольно протянула Йена, выдернув руку. – Свои порядки соблюдай сама. Завидуешь что ли?
Что-то стронулось в голове; Тай даже не думала. Размахнувшись, ударила сестру по щеке, оцарапав сломанным ногтем. Выпустила пар, копившийся давно, и только поморщилась, когда Йена вскрикнула, хватаясь за лицо. Ожидала приступа сожаления, но его не было.
– Будешь дома сидеть, пока не заживет, – сказала так злорадно, что Йена, до того чувствовавшая себя уверенно, вдруг расплакалась.
На улице собрались исключительно женщины. Сердитые, заплаканные, стыдившие, грозившие кулаками и всяческими карами. А Тай, предугадывая каждое слово, повторяющееся не первый год под дверью, извинялась, извинялась и снова извинялась. Вовсе не собиралась проводить так свою жизнь, краснея за чужие грехи, но проводила благодаря Йене и невозможности оставить на нее бабушку, маму. Потратила уйму времени, учась биться, на стрельбу из арбалета, хитрости изготовления которого пришлось освоить немного раньше, чем непосредственно попадание в мишень; достать кузнеца до такой степени, что тот согласился пустить ее в кузню при всем том, что клятвенно обещал переломать все кости наглому мальчишке на тренировках. Свидетелей тому было много.
И все зря. Оказалась привязана к деревне крепче колодца в ее центре, постепенно погружалась в него, понемногу, незаметно, пока не обнаружила, как высок и далек оголовок1. Всю ее жизнь можно было измерить количеством синяков, небольшой горкой штанов и рубах, а еще кличкой, которая Мелеку казалась забавной. Заморыш.
Все глубже Тай увязала в дрязгах, по сути не имея к ним ни малейшего отношения. Не смела глаз поднять на жен, невест, зная прекрасно, что сестра повторит все снова, снова и снова. Что или кто ее может остановить, не представляла. Не смерть точно, потому как каждый до смешного боялся Танаты, а потому и внучку ее не тронет, чтобы не привлечь проклятье.
* * *
– Как долго еще будешь делать вид, что ничего не происходит? Эти лазутчики уже везде, обсидели скалы точно грифоны!
Саф смотрел куда-то вдаль, ничем не показав, что услышал, отчего Риор распалился еще сильнее.
– Надо собрать всех, необходимо напомнить о долге, слышишь? Мы твои руки и глаза, а не кубло!
– Выглядит все это, – Ниока обвела рукой долину, в которой что-то кучно шевелилось, ползло, падало и пересвистывалось, перекликалось, – как раз-таки кублом.
Риор напомнил себе о терпении, которым не обладал, а если и отыскивал случайно, то поражался ему больше всех. Но пока копался, желание пререкаться спадало, что тоже в общем-то было неплохо.
