Что потом случилось, Шпилька помнила плохо. Петя куда-то пропал. Маша стала рассеянной, вот и в тот день пучок толком не заделала. Шпилька все время боялась вывалиться и упасть на грязную мостовую.
Вокзал. Шум, народ, чад от паровозов. Гудок.
Маша передала дочку какому-то мужику. Тошенька раскричалась, вцепилась в мамины волосы, выдрала Шпильку. Больше она старшую хозяйку не видела.
Шпилька перебирала воспоминание за воспоминанием.
Вот Маша почти девушка. Странный возраст – перепутье – не взрослая, но уже и не ребенок. Прижалась к бабушке.
– Баб Тось, а как вы с дедом познакомились? Как поняла, что он тот самый, единственный?
Бабушка помолчала. Потом сказала:
– Мой жених, внуча, погиб. Какая тут любовь.
⠀Девушка отпрянула.
– А зачем же за деда замуж пошла?
– Семьи хотела. Деток своих, – Антонина Петровна отвечала тихо, смотрела в пол, только пальцы беспокойно поглаживали Шпильку.
А Шпилька лежала в ее руках, и они вместе вспоминали.
1945 год. Наши наступали и Победа была близка. Но новобранцы – юные семнадцатилетние мальчишки – уходили на фронт. А возвращались сухими словами в похоронках.
Так и Тосин Сережка. Жениться обещал, от постылого дядьки в свой дом забрать. Не забрал.
Уходил в январе. Стужа стояла – птицы на лету мерзли. Но в колхозной конюшне – тепло. Прощались долго.
В апреле пришла похоронка. А в мае Тося вышла замуж. За мужика, что три года вокруг нее увивался. Завидный жених – с руками и ногами, всю войну под бронью трактористом проработал. Выпить, правда, любил. А как выпьет, в зверя превращался. Но ей выбирать не приходилось.
В сентябре у них родилась дочь…
Дочка выросла – умная, бойкая, говорливая. Захотела учиться в городе, и как Антонина Петровна не просила, от своего не отступила.
Шпилька пошла темными пятнами от тяжелых воспоминаний.
В тот день хозяин пришел рано. Красная кожа на его круглом лице лоснилась от пота и жира, в комнате запахло перегаром, смешанным с табаком и навозом. Снял плащ и бросил его на кровать, стряхнул на пол глину с сапог.
– Прибери тут… И жрать дай, – он грузно сел на диван. Икнул.
Тося не отрываясь смотрела в окно. Вот дочка скрылась за соседским забором – сбежала.
– Где дочь? – муж внимательно смотрел на нее.
– Уехала. Она ж тебе говорила. В техникум поступила. И уехала, – Тося повторялась, но остановиться не могла. Как будто ее слова что-то могли изменить. Или оттянуть неизбежное.
– Ах ты, сука… – он подошел и намотал ее волосы на кулак, – я ж вам… все сказал… Убью…
Длинно и грязно выругался. Оттолкнул жену. Толстая прядь волос осталась в его руке. Тося упала на спину, вытащила из кармана Шпильку, сжала ее.
Он подошел и только хотел пнуть, как в ногу ему вонзилось железо.
– Ах ты, шлюха, – заорал он, – ты что делаешь? Совсем ку-ку стала? В мамашку свою пошла? – Ладно, говори, куда уехала. Привезу завтра. И ногу обработай. Прощу на первый раз, – он зевнул.
– Не скажу. Не привезешь. Дочь будет учиться. И меня больше не тронешь, – Тося встала с пола, расправила юбку.
– И что ты сделаешь? Я тебя, прошмандовку, беременную взял. Хочешь, все узнают?
– Да и узнают, что с того. Я тебе отслужила за это, – она подошла к мужу.
– Я от тебя ничего не скрывала. Ты сам решил, что это и твоя дочь тоже. А меня тронешь, убью. Слышишь, я тебя убью, – она плакала, задыхалась от слез.
Дочь далеко, и позор матери ее не достанет – Шпилька понимала свою хозяйку. Не зря та ночами нашептывала ей все свои секреты. Но муж от Антонины Петровны не ушел, так и жил с ней до смерти. Правда, не бил больше. Словами измывался.
